Светская львица Каролина Котик рассказывает о событиях прошедших месяцев
Я женщина видная, внушительная, можно сказать, выдающаяся. Наверное, поэтому меня и приглашают на литературные вечера. Иногда нужно успеть четыре раза в неделю стихи послушать, а иногда и пять. Вы только подумайте – сколько на это косметики уходит! Зато все мне здесь рады: то говорят, Каролина, кошечка, помогите нам бутерброды нарезать, то сфотографировать просят. Я, можно сказать, в поэзии состоялась. А теперь, теперь мне даже колонку доверили – уважают значит.
С чего начать? Ну, отправила я сына в школу. Ему там не нравится. Он привык быть Аристархом. А в школе зовут по документам (хотя ему совсем не идет имя Артем; о, зачем я уступила мужу в этом вопросе!). Я забираю его после уроков, говорю: “Аристарх, рыбешечка моя, как дела?..” А он надувается, как рыба-еж, и молчит всю дорогу.
Пыталась устроить рецензию на свою новую книгу «Людвиги и лютики» в одно толстое издание из «Зального журнала». Через знакомых, конечно. А мне оттуда ответили, что рецензию дадут и даже сами напишут, но стоить мне это будет 18 тысяч рублей. Но это же чуть не половина зарплаты моего Василия! Эдак ему придется крутить баранку до луны и обратно.
Кстати, про ЗЖ. Некоторое время назад все вокруг жертвовали им денежки. Последнее в котомке приносили, мятой купюрой делились. Конечно, я не устояла – даже в припадке отзывчивости выпросила у Василия для них то ли две, то ли три тысячи рублей. Но дело было не в моей наивности, нет! Я в литературном процессе плаваю давно и не тону только потому, что хитрость не утрачиваю. Так что я жертвовала хитро – мне пообещали баннер. Звучит хорошо, увесисто, но непонятно. Я спросила у Аристарха, мой манюня целый день по этим баннерам клацает, Аристарх объяснил. Вот, думаю, хорошо, узнают миллионы о «Людвигах и лютиках». Ну или хотя бы тысячи. И знаете, что? Кажется, перехитрили Каролину. Весь сентябрь я им писала, а они никаких баннеров мне не устраивают и даже письма игнорируют. Вот и помогай добрым людям после этого.
За лето и сентябрь много чего произошло, но самое обсуждаемое – это пропажа Иоанна Рюрикова. Люди только и спрашивают: «Куда подевался главред лиterraтурного журнала? Что за каша там вообще кипятится?» Не может ведь главный редактор взять и провалиться сквозь землю, так что ни слуху ни духу, он же не туфелька или носовой платочек. Хотя у меня, знаете ли, и туфельки никуда не деваются, потому что муж жадничает делиться своей водительской зарплатой и каждая обувка у меня на вес золота. А тут целый человек! Я еще летом одной из первых начала бить тревогу. Даже слышала, как знакомая знакомой рассказывала, что, возможно, Иоанн влез в порочную романтическую связь с замужней дамой и был убиен рукой ревнивого мужа и спрятан в желтом чемодане неподалеку от Таганской. Эта знакомая знакомой все приводила в пример фильм Хичкока «Окно во двор», дескать, всякое бывает на Руси. Но это, конечно, как-то слишком. Я все-таки склоняюсь к версии, что Иоанн переехал в другую страну и теперь он в литературной завязке. Все же знают, что писательская зависимость хлеще наркотической. Отчего бы человеку и не развязаться? Говорят, уехал в Армению, еще говорят, в Америку, и, говорят, в Израиль… Тем временем руководство журналом перешло к Наталье Лесовой. И хотя Мария Клубниковская, покинувшая пост редактора отдела поэзии со знатным ломанием двери, намекала на рейдерский захват издания, я что-то слабо представляю Наталью в латах и с секирою. Чует мое сердце, скинул беглый Иоанн на Лесовую и журнал, и другие, гораздо более хлопотные, обязательства.
Затаив дыхание, слежу за активной литературной жизнью Урала. Восхищаюсь Мариной Волковой. Кажется, это такая женщина, которая и коня на скаку и в горящие сердца работников общепита и прочих образовательных учреждений любовь к современной поэзии вобьет осиновым колом. Смотрю канал Виталия Кальпиди, мечтаю вслед за ним заговорить на языке ангельском. К сожалению, закончился этап проекта «БЛИЦ ЛИЦ». Он наделал столько шуму! Суть его в том, что из архива поэта Германа Власова выуживались фотографии с неслучайными литераторами, к ним прикреплялись многомудрые цитаты из «Философии поэзии» В. Кальпиди, и все это коллажами вывешивалось в фб. Некоторые литераторы, обнаружив себя пристегнутыми к чужим многомудрым словам, обижались. Особенно обиделся Евгений Кинитин, которому досталась цитата про то, что «…поэзия – это пустое место…». «Я всегда знал, что я пустое место», – заплакал Евгений и убежал писать новый рассказ с жалобами на папу.
А еще недавно завершились две необычайно тревожных для писательского сердца инициативы – Волошинский фестиваль и «Березки». Начнем с «Березок». То, что для неискушенного читателя – признак Есенина, для молодого и явственно нетрезвого литератора – признак вечности. Я, конечно, женщина состоявшаяся, взрослая, но нет-нет да и всплакну, вспомнив поэтический разгуляй в комнате 1551. Да, приходилось мне пробираться под покровом писательского автобуса в чужие пансионаты… Ну а что? Все же знают, как отбор на такие семинары происходит. Нормальных не берут – только каких-нибудь близоруких или нервических. Помню, пришла вольнослушательницей – а они как насели! Каролина, а что вы читаете? Каролина, а что вы пишете? А один постарше, явно местный авторитет, звал меня с собою в душ. Я задумалась – ну не сразу же соглашаться – а он хвать и поволок в купальные места 20-летнюю блондинку. Да и вообще все рвутся, рвутся в эти «Березки»… А потом плачут в коридорах, играют в «Крокодила» до 4-х утра и вином растения в гостиничном холле поливают. Я, когда помоложе была, как только видела, что меня не взяли, так и понимала, что пустое это дело. Впрочем, когда мне стукнуло 35, я несколько приуныла. Прощайте, неполученные стипендии! И тут от одного чернявого паренька узнала, что есть еще переводы с татарского! Так что в следующем году опять придется стучаться в этот рассадник коррупции и гнилого либерализма.
Для тех, кто постарше (но не всегда) есть Волошинский! Литераторы то ходят парами, то прячутся среди нудистов. Раздолье, а не жизнь! Видела Андрея Коровина, он спросил, не встречала ли я какой-то музыкальный инструмент, флейту, что ли. Андрей – мужчина импозантный, Булгакова любит. Я, между прочим, считаю себя Маргаритой. Да и муж мой иногда говорит, мол, куда на ночь глядя летишь, чертова ведьма. Потом была еще какая-то девица в красном – кожа да кости, что такие могут понимать в любовной лирике! Потом ходила со всеми, и даже с Ириной Евсой, ужинать в ресторан. Сделала вид, что кладу чаевые, а потом ррраз – и лишняя сотенка в рукаве. Всем хороший фестиваль, да. Правда на третий-четвертый день таланты какие-то серые. Может, потому, что пьют основательно, по-поэтически. Прозаики тоже есть, но пьют они… как поэты. Так вот про серость. Я начала как-то одному выразительному мужчине из Казани читать свои произведения, а он покраснел, потом побледнел, потом сказал, что его ждут друзья. И убежал. А потом говорил всем, что его тошнит. Какая глухота! Какое непонимание момента! Впрочем, отобедав местными помидорами, я тоже почувствовала себя Сартром.
Честно говоря, я нередко ощущаю свое родство с классиками. Был один приятный дедушка, его постоянно мучили неправедные действия соотечественников. Так он и говорил: «Не могу молчать». И даже статью так назвал. Я тоже молчать не могу, особенно если узнаю что-нибудь свеженькое. Открылся новый журнал! Но не тот, в котором я это пишу, а другой, я название плохо запомнила. То ли «Неопытность», то ли «Небывальщина», то ли вообще «Невероятно, но факт». Тамошние редакторы говорят, что они ничего не знают о литературе и гордятся этим. Я вот когда говорю мужу, что не знаю, где его зарплата, то мне как-то совестно, но я человек в редакторском деле неопытный. Может быть, так и нужно?..
Что-то разболталась я с вами. Того и гляди перестанут звать г-жу Котик на выставки, презентации и тому подобные творческие встречи. Мой Василий, конечно, вздохнет с облегчением, но что будет со мною? Где, я вас спрашиваю, я буду светски ужинать четыре раза в неделю? Так что расскажу еще одну историю и замолчу в смирении на месяц.
Как блохи по «Бродячей Собаке», ползают скандалы по упитанному телу премии «Поэзия». Полагаю, все дело в том, что ответственный секретарь премии, серый пухановский кот, ходит на работу непричесанным и за обилием шерсти ему не все видно. Сразу литераторы жаждали. Потом ждали. Потом негодовали. А потом и вовсе пошли вразнос. Один говорит – я снимаю свой стих! Другой говорит – я повешусь, и виной тому будут ваши грязные инсинуации. Но огоньку по-прежнему не хватало. Впрочем, в борьбе за 300 тыс. можно и не такой пожар устроить. Помню, как на распродаже одна тетка хотела у меня спаянные банки зеленого горошка отъять… Эх, нет в людях ни такта, ни справедливости. В общем, ходят слухи, что призвал наш мохнатый секретарь себе критика Евгения в помощники. А критик Евгений поначалу был смирный, спокойный критик, а потом как начнет за пределы дружественного общения шастать! Ну и все завертелось. Волосы виртуальные дерут, уши красные, орут друг на друга, наверное, даже денег хотеть перестали. Целую неделю было весело. А потом в ОНН приплыла на корабле девочка Грета.
