Тайная сторона Иоганна Вольфганга Гете: живопись, искусствоведение, второе я
Как много мы теряем в понимании мировой литературы, скрупулезно вырезая ее метафорическими ножницами из прочих видов искусств, в особенности искусства изобразительного. Живопись и графика веками искали неуловимую Истину, маршируя теми же тропами, что и романы в письмах, новеллы или хокку. Подлинную историю литературы раскрывает боец батальона совриска, искусствовед Дарья Тоцкая.
Выдающегося поэта Иоганна Гете бессмысленно представлять среднестатистическому читателю как «основоположника Веймарского классицизма», лучше сразу упомянуть «Страдания юного Вертера» или знаменитого «Фауста» (без которого, кстати, русская литература лишилась бы столь страстно любимой многими «Мастера и Маргариты»). Тем удивительнее, что литературный гений, периодически забывая о своем основном предназначении, провозглашал себя… художником.
Все началось, должно быть, в трехэтажном таунхаусе с мансардой («Гете-хаусе») на Гроссен-Хиршграбен во Франкфурте-на-Майне. Семья «поднялась» благодаря его деду, Фридриху Георгу. Фридрих, сменивший портняжное дело на ремесло трактирщика, заложил основы семейного благополучия. Отец Гете, Иоганн Каспар, получил юридическое образование и дослужился до чина имперского советника. Вольно или невольно, он сделал все, чтобы безмерно развить у сына воображение. Нанятые родителем учителя преподавали юному Гете фортепиано и виолончель, естественные науки, восемь языков – немецкий, французский, латынь, греческий, идиш, иврит, английский, итальянский – и , будь оно не ладно, – рисование.
Гете-юрист
Дальше – хуже. Отец, пытаясь устроить будущее Иоганна, отправил его сначала в Лейпцигский университет, затем в Страсбургский. Но к юриспруденции душа у Гете не лежала: он мучает преподавателей темами своих исследований, водит дружбу с искусствоведами, Винкельманом и Гердером, и даже пытается вернуться домой без ученой степени, поддавшись психосоматическому заболеванию. Впрочем, адвокатской деятельности ему избежать все-таки не удалось (тогда, кстати, и пишутся «Страдания юного Вертера»). Недовольство предсказуемостью существования, череда любовных неудач (безответное чувство к невесте приятеля Шарлотте Буфф, недолгая помолвка с дочерью франкфуртского банкира Лили Шёнеман, расторгнутая по настоянию материи невесты) приводят Гете к личному кризису. Он буквально сбегает ко двору молодого герцога Карла Августа, где до конца жизни формально курирует дворцовый театр, а на самом деле предается полету свободного творчества.
Живопись Гете
И все идет своим чередом, пока в 1786 году на 37-летнего Гете не находит очередной приступ черной меланхолии. Он открещивается от своего славного имени и, требуя называть себя художником Иоганном Филиппом Мёллером, спешно отбывает в Италию: через перевал Бреннер и Триент в Верону, после в Рим. Живопись Гете.
Здесь необходимо упомянуть, что мелкие пейзажные скетчи Гете создавал еще в ходе деловых поездок по Веймару, но все это было, как говорится, между прочим. В Италии же он отрабатывает придуманную легенду с лихвой: создает более тысячи рисунков и сам позирует художнику Тишбейну (ему-то он признался сразу: «Я – Гете»). Также на протяжении почти двух лет немецкий классик пристально изучает античное искусство… Затем его «затмение» растворяется, истончается, будто утренняя туманная дымка, – в предчувствии новых литературных свершений.
Гете покидает Италию и больше никогда не возвращается к живописи. Более того, его биографы будут старательно избегать оценок этой стороны творчества гения. Напишут разве что пространное «пережил второе рождение под влиянием великих произведений» (Вильмонт) или будут представлять его немного выжившим из ума коллекционером минералов и гравюр («Лотта в Веймаре», Манн).
«К теории цвета»
А ведь перу знаменитого веймарца принадлежит программный искусствоведческий труд «К теории цвета» («Zur Farbenlehre», 1810), написанный непосредственно в ходе работы над «Фаустом»! Именно Гете впервые ввел понятие дополнительного цвета, которое сегодня можно встретить в любом учебнике по рисованию. (Цвета, расположенные на цветовом круге рядом, он назвал «бесхарактерными», и отчего-то это определение не прижилось). Описал он и довольно сложные оптические эффекты, например, как белый и зеленый цвета прожектора благодаря зеркалу с вращающимся диском становятся зеленым и красным соответственно.
Сами же рисунки блистательного немца попросту «не вписались» в отведенное им время классицизма, они гораздо ближе к северному романтизму Блейка. Сколь наивны они, столь и искренни, тем и прекрасны.
Читать также о живописи в жизни Виктора Гюго
