Ася Петрова // Три рассказа

Ася Петрова // Три рассказа

Мама и манекен

Недавно мы с мамой пошли в магазин, чтобы купить мне шорты для моря. В смысле – для каникул. Магазин был довольно-таки прикольный – с зеркалами на потолке, всякими блестками и стразами на стенах и крутыми черными манекенами в шортах, майках, купальниках и даже в солнечных очках. Ну, мы с мамой разглядывали всякое, а потом я маме говорю: «А давай я тебя сфоткаю, ты так прикольно выглядишь». Она действительно оделась в тот день как-то необычно ярко, и мне показалось, что на фоне черных манекенов и всяких блесток получится крутой снимок. В общем, мама встала как раз рядом с одним манекеном, улыбнулась, а я говорю: «Приобними манекена». Она приобняла. И тут меня осенило, я говорю: «О, слушай, а схвати её за грудь!». Манекен был без верха от купальника в одних трусах, и я даже не ожидал, но мама была в хорошем настроении, она засмеялась, положила руку манекену на грудь, и я сделал очень прикольную фотку.
Вечером я выложил фотку в Инстаграм и написал «мама пристает к манекену». И поставил смайлик. Все мои друзья поржали, следующий день прошел нормально, а вечером маме позвонила Марина Станиславовна, учительницы литературы, которая меня не любит, и сказала, что у неё на уроке половина класса не могла сосредоточиться, все разглядывали фотографию, где мама трогает за грудь манекена. И, «может быть, не стоит в присутствии детей никого трогать за грудь», – строго подытожила Марина Станиславовна. Это я знаю, потому что мама с воплями пересказала всё папе. Ну и на меня накричала здорово.
– Немедленно убери! У тебя что – совсем мозгов нет? Нет, всё-таки у нас ребёнок сумасшедший! Ты что вытворяешь? Как тебе в голову пришло? Я потрясена! Хоть бы спросил сначала!
Мама по-настоящему злилась.
– Но мам, это ведь шутка! Что такого?
– Это наши личные дела! – заорала мама.
– Но ведь мы ничего плохого не сделали!
– Не сделали! Но это наше дело, как мы веселились, и нечего было это выставлять на всеобщее обозрение! Люди себе потом в головах придумывают невесть что!
– И что теперь мне ничего не выставлять из-за того, что у людей нет чувства юмора? – сердился я. – Манекен даже не живой!
– Ой, да даже если бы был и живой… Это ерунда! – вмешался папа, оторвавшись от спагетти. – Но у людей и правда с чувством юмора не очень, они что угодно могут истолковать как угодно.
– Так что теперь вообще ничего не выставлять? – я не мог угомониться.
– Да, ничего не выставлять! – громко сказала мама, она устала кричать и уже была вся красная от напряжения.
– И не шутить? Никогда? Никак? – продолжал я.
Мама махнула рукой, чуть не расплакалась и ушла в спальню. Я посмотрел на папу.
– Что? – спросил папа. – Я не считаю, что в этом снимке есть что-то, за что можно ругаться. Я бы его тоже выставил.
– Только попробуй что-нибудь выставить! Я тебя убью! – заорала мама из спальни.
Папа развел руками.
– Просто не выставляй больше маму. Выставляй тех, кто на это согласен. Выставляй себя. Выставляй того, кто не боится, что его поднимут на смех, оскорбят, начнут ругать и поучать.
– А тебя можно?
– Можно.
– Хорошо, – я встал со стула и пошел в свою комнату.
– Погоди… – папа меня остановил. – Ту фотку с моря, где я в леопардовых плавательных шортах… не выставляй… Выставляй только те, на которых я в костюме… и никого не трогаю…

Я хочу какать

У нас в школе недавно случилась странная история. Один мальчик из параллельного класса на уроке захотел какать. На самом деле, это совсем не странно. Сейчас объясню. Он поднял руку и сказал, что ему надо выйти. А Марина Станиславовна, учительница которой я не нравлюсь, не хотела его отпускать, занимается-то он не ахти. Она, наверное, думала, он пойдет по коридорам слоняться. Ну и привязалась к нему: зачем тебе выходить? Куда? Почему? Мальчик помялся и честно заявил: «Какать хочу». Что тут началось! Говорят, Марина Станиславовна покраснела, закричала, выбежала из класса, хлопнула дверью. Кто-то утверждал, будто она даже рыдала в учительской, но это не подтвердилось.
Зато она бегала по всей школе и всем учителям и детям рассказывала о случившемся и восклицала: какой позор! Собственно, так я и обо всем и узнал. В нашем классе Марина Станиславовна тоже рассказала о том, что мальчик посмел захотеть какать.
– Нет, ну представляете! – горячилась она. – Это как надо расслабиться! На моем уроке! Значит, он совсем меня не слушал! Какать захотел! Маленький негодяй.
Слов «маленький негодяй» она не произносила, это я додумал, но всё остальное сказала, честное слово.
Вся школа бедного мальчика заклеймила. Заклеймила за то, что он хотел какать. Эту постыдную потребность обсуждали который день.
Поскольку меня Марина Станиславовна всегда очень не любила, мне было особенно нечего терять, и я спросил:
– А что такого?
– В каком смысле? – спросила она.
– Ну, я имею в виду – что такого ужасного в том, что кто-то хочет какать?
Было видно, что вопрос Марине Станиславовне, мягко говоря, не понравился, но она почему-то решила на секунду задуматься и сердито ответила:
– Нет, в том, что кто-то хочет какать, нет ничего ужасного. Все люди какают.
– И писают, – подытожил я.
Класс заржал.
Марина Станиславовна крайне недовольно кивнула и хотела перейти к другой теме, но я спросил:
– Так что же всё-таки тогда плохого?
– Слушай, Витя, ну не моем же занятии! – возмутилась Марина Станиславовна.
– То есть, хотеть какать можно где угодно, только не на вашем занятии?
Мои одноклассники хохотали как ненормальные. Марина Станиславовна покраснела и смотрела на меня ненавидящим взглядом.
– К директору! – скомандовала она.
Я встал, и меня сопроводители к директору.
Директриса сидела в большом кресле и читала газету. Когда она спросила, что случилось, Марина Станиславовна сказала: «Витя грубит».
– Ты зачем учителю грубишь? – с любопытством спросила директриса.
– Я не грублю. Просто Марина Станиславовна сказала, что у нее на уроке нельзя попроситься в туалет.
Директриса вопросительно посмотрела на Марину Станиславовну.
– Я такого не говорила! – спокойна произнесла Марина Станиславовна. – Я сказала только про покакать!
– То есть, пописать можно? – не выдержал я.
– Вот опять! – Марина Станиславовна всплеснула руками и с негодованием посмотрела на директрису.
– Витя, – мягко сказала директриса, – не надо спрашивать Марину Станиславовну про такие вещи. Понимаешь, дорогой? – она по-доброму улыбнулась и подмигнула мне.
Я тоже улыбнулся и кивнул. Вздохнул: «Извините, пожалуйста, Марина Станиславовна». В тот день я, наконец, всё понял. Вот почему она такая злая! Вот почему с ней ни о чем нельзя поговорить. Просто-напросто моя учительница никогда не какает.

Плохой вопрос

Как-то раз нам в учебнике по русскому языку попался текст про день матери. Обычный текст для изложения. Мы его всем классом сначала вслух прочитали и прокомментировали – вместе с Мариной Станиславовной, учительницей, которая меня не любит. И вдруг мне стало любопытно, и я спросил:
– Марина Станиславовна, а у вас есть дети?
Я даже не знаю, как вопрос слетел с моего языка. Сам собой. Так бывает – от любопытства. И тут случилась такое, чего я не мог предвидеть и представить себе. Марина Станиславовна замолчала, сжала губы, посмотрела в учебник, кашлянула, правой рукой дважды нервно заправила волосы за ухо. Мы ждали, пока она что-нибудь скажет. Она молчала. Мы ждали, пока она поднимет глаза от учебника, но она не поднимала. Она положила учебник на стол, не глядя на нас, повернулась и сделала два шага к двери, остановилась. Мы увидели, как на пол закапала вода. Несколько капель упало на туфли Марины Станиславовны. Мы не видели ее глаз – она их так и не подняла. Потом она вышла из класса минут на десять, а когда вернулась, всё было по-прежнему. Она мне даже ответила:
– Детей нет.
И мы стали писать изложение.
Дома я всё рассказал маме, и она на меня рассердилась. Она сказала:
– Нельзя задавать такие вопросы! Некоторые женщины не могут завести ребёнка, даже если очень хотят, и такие вопросы их расстраивают, – мама всплеснула руками, как будто я совершил какую-то ужасную оплошность.
– Ясно… – я на секунду завис. – Но я сто раз слышал, как у разных людей спрашивают, есть ли у них дети. Ну может, не сто, но всё равно. Вот помнишь, у тебя как-то раз спросили, есть ли еще дети, кроме меня? Какая-то тётенька твоя знакомая на улице.
– Ну да, но это не очень хороший вопрос.
– Потому что ты не можешь больше завести детей?
– Я-то могу, но кто-то другой мог хотеть двоих, а получился только один. Или знаешь, бывает, что люди теряют детей, ты же это понимаешь? Представь, что кто-то умер, да хоть любимая собака, а у тебя спрашивают: а где твоя собака? Понимаешь?
Я понял, и мне это не понравилось. Я представил, сколько вопросов лучше никогда не задавать. А если спросить, кем работает папа, а папа умер? А если спросить, сколько лет бабушке, а она тоже умерла? А спросить, как дела в школе, а из школы выгнали? А если просто спросить, как дела, а у человека всё очень плохо? Неужели лучше вообще не задавать вопросов?
Я знал, что Паши не было в школе, потому что его родители сильно поссорились. Так поссорились, что мама плакала, и Паша решил остаться, ужасно переживал. Они давно хотели развестись и постоянно ссорились, но никак не разводились. Я боялся звонить и спрашивать, как дела. Вдруг родители окончательно решили развестись? Вдруг я Пашу ужасно расстрою? В общем, я помучился и так ему и не позвонил. На следующий день мы встретились по дороге в школу. Я ничего не спрашивал и молчал, Паша тоже молчал. Я подумал – ну всё, родители решили развестись, Паше так плохо, что он даже ничего не говорит, хорошо, что я решил ничего у него не спрашивать, а то еще хуже сделал бы. Так мы молча дошли до школы. В течение дня тоже не общались. Но я заметил, что с другими парнями Паша болтает. И смеется! И шутит! Я ничего не понял, подхожу после уроков и говорю:
– Пойдем ко мне футбол смотреть?
– Теперь ты решил со мной заговорить? – Паша посмотрел на меня злобно.
– В смысле? – я ничего не понял.
– Вчера мне было плохо, а от тебя ни звоночка, сегодня всё утро как воды в рот набрал, а теперь когда мне полегче, решил заговорить? Футбол пойдем смотреть? Друг называется!
– Да я… я… – я так отъехал, что не мог подобрать слова. – Я боялся задавать тебе вопросы! Боялся, что тебе еще хуже станет!
– Мне хуже станет, если делать вид, что ничего не произошло!
– Ну… я вчера у Марины Станиславовны спросил, есть ли у нее дети, так она расплакалась. Мама говорит, нельзя спрашивать людей про то, что может их так расстроить!
– Блин-батон, Витя! Тебе, что Марина Станиславовна лучший друг?
– Нет, – я улыбнулся.
– Вот ей и не задавай вопросов!
– Ладно. Тогда расскажи, как всё было, – вздохнул я.
– Расскажу. Только пойдем скорее домой. А что – Марина Станиславовна плакала настоящими слезами?
– Да-а…
– Бедняга… Слушай, а твоя мама крылышки сегодня сделала?