Анна Маркина. Сиррекот, или Зефировая Гора. – М.: Стеклограф, 2019 – 100 с. (Скачать и читать книгу)
Оценивать детскую литературу, равно, как и создавать её, непросто. Поневоле придётся опуститься (а, точнее, возвыситься) до уровня детского восприятия действительности.
Но книга Анны Маркиной, внешне создаваемая по канонам данного жанра, всё же не является «детской» в полном смысле этого слова. Трудно не согласиться с одним из отзывов во введении: сказочная история о Сиррекоте – это «многослойная метафора», в которой читатель может открывать «новые слои смыслов».
И, прежде всего, это метафора обо всех нас, о человечестве, которое, подобно герою Данте, заблудилось «в сумрачном лесу» грехов, но пребывает в вечном поиске истины. Как известно, истина у каждого своя – и к зефировой горе тоже каждый идёт своими путями, хотя итог один – обретение подлинных жизненных ценностей и своего места в мире.
Книга интересна как с точки зрения структуры, сюжетного и композиционного построения, так и в плане наследования лучших литературных традиций мировой и русской фольклористики и авторской литературной сказки. Тут невольно вспоминаются и Маленький Принц Экзюпери, и непосредственные, вечно пребывающие в контексте игрового пространства муми-тролли Туве Янсон, и Мэри Поппинс, и Питер Пэн, и многие-многие другие, дорогие и близкие сердцу сказочные персонажи.
Включение в повесть стихов главного героя наталкивает на мысли о своеобразно преломленном пастернаковском методе. Впрочем, это естественно для писателя, который является ещё и поэтом, прежде всего поэтом.
Однако, два наиболее сильных литературных влияния – это книга Волкова «Волшебник изумрудного города» и «Алхимик» Паоло Коэльо. Такой выбор обусловлен особым художественным пространством книги, для которой сюжетообразующим и композиционно организующим принципом стал мотив дороги – поступательного движения героя к своей цели. При этом дорога интерпретируется как паломничество, путь от обыденного к сакрализованному пространству. На этом же принципе основаны странствия героев, ищущих волшебника Гудвина, и путь Сантьяго – молодого человека, прельщённого красотой и совершенством египетских пирамид.
В «Сиррекоте» модификацией пирамид является Зефировая Гора. Её можно рассматривать как универсальную мифологему мирового древа, во всех культурах мира олицетворяющего некое сакральное средоточие вселенной с трихотомическим членением на сакральный верх, профанный низ и земную середину.
В центральной новелле книги главные герои ищут эту гору так же, как и в упомянутых литературных источниках-прототипах: по принципу кумулятивности – поэтапного увеличения количества персонажей и, как следствие, целей путешествия.
И что особенно важно отметить – и у Волкова, и у Коэльо, и у Маркиной это движение героев «по горизонтали» более чем условно – на самом деле это путь «по вертикали» – к обретению себя в контексте новых жизненных ценностей. Именно поэтому роль Гудвина в судьбах героев минимальна, а путь к пирамидам и горе вообще теряет смысл, потому что главное обретается не в конце пути, а в самом процессе.
Однако поговорим подробнее о главной идее книги и о том художественном инструментарии, с помощью которого автор делает её наглядной и очевидной для своего читателя.
Прежде всего, литературная сказка о Сиррекоте отражает проблемы взаимодействия взрослого мира с миром детства. Автору важно показать, что та шкала ценностных ориентиров, которая существует в мире подавляющего большинства взрослых людей, не просто вводит нас в мир ложных истин и установок, но и делает несчастными самих их носителей. Они добровольно лишают себя права на внутреннюю свободу и возможность альтернативного существования по иным, более совершенным законам, существующим за гранью разумного, или, говоря другими словами, видимого, понятного мира.
Система вставных новелл-сказок, органично вплетаемых в ключевую новеллу о Сиррекоте, делает повествование историей-диспутом, историей-противостоянием двух заведомо разных миров. По сути, это экзотический ковёр, сотканный из тончайших нитей-противоречий. Тут всё построено по принципу антитезы, иногда очевидной, а иногда и невидимой для читателя: от внешнего сюжета до соотношения главной и сопутствующих историй, не говоря уже о самой системе персонажей.
Например, весьма наглядна в этом плане первая вводная новелла о непонятливом начальнике, не любящем тигров, крокодилов и баобабы. Система ценностей этого человека никак не уживается с идеями свободомыслящей героини о возможности безобидной встречи туриста с бурым медведем или крокодилом, которого можно покормить печеньем.
Внешний конфликт выражается в типичном диалоге ребёнка и взрослого. Вот, к примеру, отрывок, и грустный в чём-то, и комичный одновременно:
«Какой порядочный человек полезет на баобаб?! Как он потом в глаза жене будет смотреть?
— Так он же один полезет, а не с чужой женщиной! Вот если бы с женщиной, тут было бы на что обижаться…
— Порядочные люди по баобабам не лазят. Хоть одни, хоть с женщинами. – Решил начальник. – Пишите новый вариант о порядочных рядовых людях».
Очевидно, что герои живут в абсолютно разной системе координат. Но при этом существует и внутренний конфликт: внутри самой героини. Она пытается искусственно «навязать» себе чуждую ей систему ценностей – покупает себе жужжащую щётку, ест овсянку вместо шоколадных тортов, подумывает о втором телевизоре…
Обоснование для подобного стиля поведения у героини весьма зыбкое и неубедительное: «я была взрослой, а это, знаете ли, обязывает…».
Система ложных обязательств, ненужных самоограничений, заведомого отказа от того, что нравится – вот ключевые характеристики мира занудного взрослого.
Героине не нравится быть серьёзной, но по иным правилам она жить пока опасается – вот тогда и приходят на помощь герои-проводники, чтобы утвердить её в правильности желаемого выбора.
Система героев книги тоже антитетична и является важным художественным инструментом для раскрытия ключевой темы. В сущности, тут соблюдается принцип двоемирия, как в романтизме – есть герои мира взрослых и герои мира детства. Взрослые – это все те, кто живёт скучно, неправильно, по законам ими же придуманных обязательств. Это многие второстепенные персонажи вставных новелл – начальник, пещерный человек, красивая женщина, мальчик, мечтающий разбогатеть и т.д. Их мнимым ценностям противопоставлены те подлинные духовные богатства, носителями которых являются образы-мифологемы дерева, умеющего дружить, корабела, знающего, что подлинное счастье надо искать внутри себя, Сиррекота, аккумулирующего в себе то подлинно сакральное знание о мире, которое он передаёт по наследству сначала художнику, а потом и главной героине.
И художник, и героиня занимают промежуточное положение в трёхмерном пространстве книги: это не представители мира взрослых и не герои, принадлежащие альтернативной реальности – это люди ищущие, обретающие для себя новое знание и постепенно переходящие в мир иных ценностных ориентиров.
А вот о Сиррекоте следует сказать отдельно – занимая достойное место в ряду таких сказочных персонажей-хранителей детства, как Мэри Поппинс, Питер Пэн, Карлсон, Маленький Принц, он всё же и существенно отличается от них. В сущности, Сиррекот – универсальная модель положительного сказочного персонажа, позиционирующего идею силы и мощи, направленных во благо миру. Не просто образ-проводник. Образ-спутник – он сопровождает героиню в её сакральных странствиях до тех пор, пока она нуждается в нём. И только когда она находит в себе силы «выкинуть щётку на батарейках и перестать писать о капели», он уходит в свою страну, «перепрыгивая через сон художника».
Сиррекот – носитель мудрости. Книга – контейнер боли и милосердия, здравомыслия и сострадания к людям: «…груз желаний, которые никогда не исполнятся – это самая тяжёлая ноша…то, что ты не можешь бросить, приходится нести»; «любовь – это когда ты помогаешь кому-то найти в себе счастье. В нас его очень много, как жемчуга на глубине. Только иногда не донырнуть».
Вставные новеллы строятся на принципе отрицания ложных ценностей/утверждения подлинных. Такова ещё одна магистральная оппозиция книги. Так, в сказке про деревце алчности, тщеславию, тяге к внешнему, ложному величию противопоставлена тихая отзывчивость. В сказке о художнике мы также видим противопоставление ложной внешней и подлинной внутренней красоты. В коротенькой сказке-новелле о мальчике, который всего опасался, ложные страхи и предрассудки выводят для читателя вполне закономерную мораль: когда ребёнок мыслит взрослыми категориями – с ним происходит беда. В истории о торговце и палочках доказывается ничтожество материальных ценностей, не способных вернуть здоровье и жизнь близких людей. История о лодках, плывущих на восток, подводит к главной мысли повести: счастье надо искать в себе.
В итоге всё стягивается к оппозиции внешнего и внутреннего. До юного читателя ненавязчиво доносится вполне традиционная для мировой детской литературы мысль: внешне прекрасный образ, лишённый духовности, ровным счётом ничего не стоит.
А вот центральная история о Сиррекоте ничего не отрицает и не утверждает – она просто объединяет все те ценности, о которых говорится во вставных новеллах и дарит читателю подлинный оптимизм от осознания того, что каждый может и должен найти свою Зефировую Гору.
