Евгений Александрович Евтушенко – русский поэт, известен также как прозаик, режиссёр, сценарист, публицист, чтец-оратор и актёр. Родился 18 июля 1932 года в семье поэта-любителя Александра Рудольфовича Гангнуса (1910-1976) и Зинаиды Ермолаевны Евтушенко (1910-2002), геолога, актрисы, заслуженного деятеля культуры РСФСР. Внук педагога-математика Рудольфа Вильгельмовича Гангнуса. Умер 1 апреля 2017 года в Соединённых Штатах Америки.
Евгений Евтушенко широко известен читающей общественности как поэт-шестидесятник, чьи стихи отличаются многожанровостью, жизненностью и широким спектром настроений. Это и гражданская, и философская, и даже пейзажная лирика. Но в наибольшей степени Евтушенко прославили его стихи о любви – тонкие и проникновенные. Именно в образе любимой поэт черпает для себя вдохновение, находит источник жизненных и творческих сил. Любовь – средоточие его вселенной, своего рода священный Грааль, пятый элемент, абсолютная ценность:
Нет, мне ни в чем не надо половины!
Мне – дай все небо! Землю всю положь!
Моря и реки, горные лавины
Мои – не соглашаюсь на дележ!
Нет, жизнь, меня ты не заластишь частью.
Все полностью! Мне это по плечу!
Я не хочу ни половины счастья,
Ни половины горя не хочу!
Хочу лишь половину той подушки,
Где, бережно прижатое к щеке,
Беспомощной звездой, звездой падучей
Кольцо мерцает на твоей руке.
Мир женщины представляется поэту особой галактикой со своими законами, не подвластными окружающим. Это сверхчуткая вселенная, бездонная морская стихия, глубину которой дано ощутить и понять далеко не каждому. Возможно, поэтому неизбежен конфликт столь разнящихся между собой женского и мужского начал. И только любовь способна сгладить это вечное противостояние:
Женщина всегда чуть-чуть как море,
Море в чем-то женщина чуть-чуть
Ходят волны где-нибудь в каморке
спрятанные в худенькую грудь.
Это волны чувств или предчувствий.
Будто то надо бездной роковой,
завитки причёсочки причудной
чайками кричат над головой.
Женщина от пошлых пятен жирных
штормом очищается сама,
и под кожей в беззащитных жилках
закипают с грохотом шторма.
Там, на дне у памяти, сокрыты
столькие обломки – хоть кричи,
а надежды – радужные рыбы –
снова попадают на крючки.
Женщина, как море, так взывает,
но мужчины, словно корабли,
только сверху душу задевают –
глубиной они пренебрегли.
Женщина, как море, небо молит,
если штиль, послать хоть что-нибудь.
Женщина – особенное море,
то, что в море может утонуть.
Евтушенко начал печататься в 1949 году, первое стихотворение опубликовано в газете «Советский спорт».
С 1952 по 1957 год Евтушенко учится в Литературном институте имени Горького, из которого был исключён за «дисциплинарные взыскания», а также за поддержку романа Владимира Дудинцева «Не хлебом единым».
В 1952 году выходит первая книга стихов «Разведчики грядущего», впоследствии автор оценил её как юношескую и незрелую. В этом же году Евтушенко стал самым молодым членом Союза писателей СССР, минуя ступень кандидата в члены СП.
Но вместе со славой к поэту постепенно приходит и горькое осознание того факта, что он, как и многие творческие люди той поры, обречён стать жертвой непонимания со стороны властей. А между тем для Евтушенко, как и для его соратника по перу Рождественского, страшнее всего в мире и в человеческих (в том числе и любовных) отношениях – остаться непонятым, либо разоблачённым, то есть понятым до конца.
Не понимать друг друга страшно —
не понимать и обнимать,
и все же, как это ни странно,
но так же страшно, так же страшно
во всем друг друга понимать.
Тем и другим себя мы раним.
И, наделен познаньем ранним,
я душу нежную твою
не оскорблю непониманьем
и пониманьем не убью.
Время второй половины 1950-х, начала 1960-х годов – период поэтического бума, когда большая популярность пришла к таким поэтам как Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Булат Окуджава, Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко. Они воодушевили многих любителей поэзии, их стихи казались свежими и независимыми по сравнению с произведениями поэтов предыдущей эпохи. Выступления этих авторов собирали полные концертные и спортивные залы, и поэзию периода «оттепели» вскоре стали называть эстрадной.
В последующие годы Евтушенко напечатал несколько сборников, которые приобрели большую популярность («Третий снег» (1955), «Шоссе энтузиастов» (1956), «Обещание» (1957), «Стихи разных лет» (1959), «Яблоко» (1960), «Нежность» (1962), «Взмах руки» (1962).
Одним из символов оттепели стали вечера в Большой аудитории Политехнического музея, в которых вместе с Робертом Рождественским, Беллой Ахмадулиной, Булатом Окуджавой и другими поэтами волны 1960-х годов принимал участие Евтушенко.
Меняю славу на бесславье,
ну, а в президиуме стул
на место теплое в канаве,
где хорошенько бы заснул.
Уж я бы выложил всю душу,
всю мою смертную тоску
вам, лопухи, в седые уши,
пока бы ерзал на боку.
И я проснулся бы, небритый,
средь вас, букашки-мураши,
ах, до чего ж незнаменитый —
ну хоть «Цыганочку» пляши.
Вдали бы кто-то рвался к власти,
держался кто-нибудь за власть,
и мне-то что до той напасти,—
мне из канавы не упасть.
И там в обнимку с псом лишайным
в такой приятельской пыли
я все лежал бы и лежал бы
на высшем уровне — земли.
И рядом плыли бы негрешно
босые девичьи ступни,
возы роняли бы небрежно
травинки бледные свои.
…Швырнет курильщик со скамейки
в канаву смятый коробок,
и мне углами губ с наклейки
печально улыбнется Блок.
Классическая поэтика Евтушенко тяготеет к литературному наследию серебряного века. Оттуда же, равно как и из авторского опыта, возникают философские темы – раздумья о жизни и смерти, скоротечности земного бытия и непреложности главных жизненных ценностей:
Зашумит ли клеверное поле,
заскрипят ли сосны на ветру,
я замру, прислушаюсь и вспомню,
что и я когда-нибудь умру.
Но на крыше возле водостока
встанет мальчик с голубем тугим,
и пойму, что умереть – жестоко
и к себе, и, главное, к другим.
Чувства жизни нет без чувства смерти.
Мы уйдем не как в песок вода,
но живые, те, что мертвых сменят,
не заменят мертвых никогда.
Кое-что я в жизни этой понял, –
значит, я недаром битым был.
Я забыл, казалось, все, что помнил,
но запомнил все, что я забыл.
Понял я, что в детстве снег пушистей,
зеленее в юности холмы,
понял я, что в жизни столько жизней,
сколько раз любили в жизни мы.
Понял я, что тайно был причастен
к стольким людям сразу всех времен.
Понял я, что человек несчастен,
потому что счастья ищет он.
В счастье есть порой такая тупость.
Счастье смотрит пусто и легко.
Горе смотрит, горестно потупясь,
потому и видит глубоко.
Счастье – словно взгляд из самолета.
Горе видит землю без прикрас.
В счастье есть предательское что-то –
горе человека не предаст.
Счастлив был и я неосторожно,
слава богу – счастье не сбылось.
Я хотел того, что невозможно.
Хорошо, что мне не удалось.
Я люблю вас, люди-человеки,
и стремленье к счастью вам прощу.
Я теперь счастливым стал навеки,
потому что счастья не ищу.
Мне бы – только клевера сладинку
на губах застывших уберечь.
Мне бы – только малую слабинку –
все-таки совсем не умереть.
Как истинный поэт-шестидесятник, Евгений Евтушенко отличался высокоразвитым чувством ответственности за всё происходящее в этом мире и не менее развитым чувством патриотизма. Поэт много размышляет о воздаянии каждому человеку в соответствии с его делами и поступками и глубоко убеждён в том, что не бывает больших и малых прегрешений – любое зло остаётся злом и однажды возвращается сторицей. С призывом задуматься о смысле жизни и о своём месте в ней Евтушенко обращается к своему читателю:
Ничто не сходит с рук:
ни самый малый крюк
с дарованной дороги,
ни бремя пустяков,
ни дружба тех волков,
которые двуноги.
Ничто не сходит с рук:
ни ложный жест, ни звук
ведь фальшь опасна эхом,
ни жадность до деньги,
ни хитрые шаги,
чреватые успехом.
Ничто не сходит с рук:
ни позабытый друг,
с которым неудобно,
ни кроха-муравей,
подошвою твоей
раздавленный беззлобно.
Таков проклятый круг:
ничто не сходит с рук,
а если даже сходит,
ничто не задарма,
и человек с ума
сам незаметно сходит…
Немало Евтушенко рассуждает о том периоде своей жизни, когда чаще всего совершаются либо великие деяния, либо роковые ошибки, исправить которые потом будет невозможно. Молодость – вот тот берег, от которого неминуемо отчаливает наш корабль, но к которому всегда хочется прибиться вновь даже в глубокой старости. Молодость как будто ходит по кругу и периодически напоминает о себе, снова втягивает в свой водоворот страстей и ошибок, чтобы потом цыганкой-обманщицей исчезнуть, но в какой-то момент снова вернуться. Пусть даже это возвращение и мнимое:
А снег повалится, повалится…
и я прочту в его канве,
что моя молодость повадится
опять заглядывать ко мне.
И поведет куда-то за руку,
на чьи-то тени и шаги,
и вовлечет в старинный заговор
огней, деревьев и пурги.
И мне покажется, покажется
по Сретенкам и Моховым,
что молод не был я пока еще,
а только буду молодым.
И ночь завертится, завертится
и, как в воронку, втянет в грех,
и моя молодость завесится
со мною снегом ото всех.
Но, сразу ставшая накрашенной
при беспристрастном свете дня,
цыганкой, мною наигравшейся,
оставит молодость меня.
Начну я жизнь переиначивать,
свою наивность застыжу
и сам себя, как пса бродячего,
на цепь угрюмо посажу.
Но снег повалится, повалится,
закружит все веретеном,
и моя молодость появится
опять цыганкой под окном.
А снег повалится, повалится,
и цепи я перегрызу,
и жизнь, как снежный ком, покатится
к сапожкам чьим-то там, внизу
Личная жизнь Евгения Евтушенко была поистине бурной и насыщенной: он был женат четыре раза. Первая его жена – Белла Ахатовна Ахмадулина, русская поэтесса. С 1961 года поэт состоял в браке с Галиной Семёновной Сокол-Лукониной, от которой имел сына Петра. С 1978 года его женой становится Джен Батлер, ирландка, его страстная поклонница, а последняя его жена, Мария Владимировна Новикова, с которой он состоял в браке с 1987 года, подарила ему двух сыновей – Евгения и Дмитрия. Именно последней своей жене Евтушенко посвящает написанный в 1993 году стих «Последняя попытка»:
Последняя попытка стать счастливым,
припав ко всем изгибам, всем извивам
лепечущей дрожащей белизны
и к ягодам с дурманом бузины.
Последняя попытка стать счастливым,
как будто призрак мой перед обрывом
и хочет прыгнуть ото всех обид
туда, где я давным-давно разбит.
Там на мои поломанные кости
присела, отдыхая, стрекоза,
и муравьи спокойно ходят в гости
в мои пустые бывшие глаза.
Я стал душой. Я выскользнул из тела,
я выбрался из крошева костей,
но в призраках мне быть осточертело,
и снова тянет в столько пропастей.
Влюбленный призрак пострашнее трупа,
а ты не испугалась, поняла,
и мы, как в пропасть, прыгнули друг в друга,
но, распростерши белые крыла,
нас пропасть на тумане подняла.
И мы лежим с тобой не на постели,
а на тумане, нас держащем еле.
Я – призрак. Я уже не разобьюсь.
Но ты – живая. За тебя боюсь.
Вновь кружит ворон с траурным отливом
и ждет свежинки – как на поле битв.
Последняя попытка стать счастливым,
последняя попытка полюбить.
Состояние влюблённости, пусть даже и при неизбежных разочарованиях, развенчаниях мифа о вечном, всепоглощающем чувстве, было постоянной потребностью поэта. Видимо, более всего он ценил то неуловимое и мистическое, возникающее между женщиной и мужчиной ощущение недосказанности, недоговорённости, рождающее тайну и вместе с тем дающее надежду на возможное счастье. Иногда ожидание этого счастья оказывается важнее самой любви, поскольку именно в данной точке своих ощущений человек способен испытать подлинную гармонию бытия:
Бывало, спит у ног собака,
костер занявшийся гудит,
и женщина из полумрака
глазами зыбкими глядит.
Потом под пихтою приляжет
на куртку рыжую мою
и мне,
задумчивая,
скажет:
«А ну-ка, спой!..» –
и я пою.
Лежит, отдавшаяся песням,
и подпевает про себя,
рукой с латышским светлым перстнем
цветок алтайский теребя.
Мы были рядом в том походе.
Все говорили, что она
и рассудительная вроде,
а вот в мальчишку влюблена.
От шуток едких и топорных
я замыкался и молчал,
когда лысеющий топограф
меня лениво поучал:
«Таких встречаешь, брат, не часто.
В тайге все проще, чем в Москве.
Да ты не думай, что начальство!
Такая ж баба, как и все…»
А я был тихий и серьезный
и в ночи длинные свои
мечтал о пламенной и грозной,
о замечательной любви.
Но как-то вынес одеяло
и лег в саду,
а у плетня
она с подругою стояла
и говорила про меня.
К плетню растерянно приникший,
я услыхал в тени ветвей,
что с нецелованным парнишкой
занятно баловаться ей…
Побрел я берегом туманным,
побрел один в ночную тьму,
и все казалось мне обманным,
и я не верил ничему.
Ни песням девичьим в долине,
ни воркованию ручья…
Я лег ничком в густой полыни,
и горько-горько плакал я.
Но как мое,
мое владенье,
в текучих отблесках огня
всходило смутное виденье
и наплывало на меня.
Я видел –
спит у ног собака,
костер занявшийся гудит,
и женщина
из полумрака
глазами зыбкими глядит.
Евгений Александрович пользовался большим авторитетом среди коллег, был секретарем Союза писателей, секретарем Содружества писательских союзов, председателем писательской ассоциации «Апрель», народным депутатом СССР. Однако после развала Советского Союза в 1991 году поэт вместе с семьей поселился в Америке, был преподавателем университета в США. Евтушенко крайне болезненно отреагировал на распад СССР – для него это означало потерять свою родину, свой настоящий дом, заблудиться в череде бесконечных восстаний и бунтов:
Потеряла Россия
в России
Россию.
Она ищет себя,
как иголку в стогу,
как слепая старуха,
бессмысленно руки раскинув,
с причитаньями ищет
буренку свою на лугу.
Мы сжигали иконы свои.
Мы не верили собственным книгам.
Мы умели сражаться лишь с пришлой бедой.
Неужели не выжили мы
лишь под собственным игом,
сами став для себя
хуже, чем чужеземной ордой?
Неужели нам жить суждено
то в маниловском, молью побитом халате,
то в тулупчике заячьем драном
с плеча Пугача?
Неужели припадочность –
это и есть наш характер,
то припадки гордыни,
то самооплева –
и все сгоряча?
Медный бунт, соляной и картофельный –
это как сон безопасный.
Бунт сплошной –
вот что Кремль сотрясает сегодня,
как будто прибой.
Неужели единственный русский наш
выбор злосчастный –
это или опричнина
или разбой?
Самозванство сплошное.
Сплошные вокруг атаманы.
Мы запутались,
чьи имена и знамена несем,
и такие туманы в башках на Руси,
растуманы,
что неправы все сразу,
и все виноваты во всем.
Мы в туманах таких
по колено в крови набродились.
Хватит, Боже, наказывать нас.
Ты нас лучше прости,
пожалей.
Неужели мы вымерли?
Или еще не родились?
Мы рождаемся снова,
а снова рождаться – еще тяжелей.
Потеря родины, как и потеря близкого человека – это всегда большая трагедия, которую невозможно исправить. Евгений Евтушенко предостерегает своего читателя от равнодушия к близким, от тех поступков, которые ведут к запоздалому раскаянию – всё должно быть своевременным, в том числе слова любви и признательности тем людям, которые всегда рядом с нами. Об этом стихотворение Евгения Евтушенко «Уходят матери от нас». Кстати, с матерью Зинаидой Ермолаевной у поэта всю жизнь были теплые отношения, умерла она в глубокой старости:
Уходят наши матери от нас,
уходят потихонечку,
на цыпочках,
а мы спокойно спим,
едой насытившись,
не замечая этот страшный час.
Уходят матери от нас не сразу,
нет —
нам это только кажется, что сразу.
Они уходят медленно и странно
шагами маленькими по ступеням лет.
Вдруг спохватившись нервно в кой-то год,
им отмечаем шумно дни рожденья,
но это запоздалое раденье
ни их,
ни наши души не спасет.
Все удаляются они,
все удаляются.
К ним тянемся,
очнувшись ото сна,
но руки вдруг о воздух ударяются –
в нем выросла стеклянная стена!
Мы опоздали.
Пробил страшный час.
Глядим мы со слезами потаенными,
как тихими суровыми колоннами
уходят наши матери от нас…
Не случайно поэзию периода «оттепели» называли эстрадной – на стихи Евтушенко написано много замечательных песен, хорошо известных широкому читателю по любимым кинофильмам. Песни эти на слуху и у представителей молодого поколения: в них тепло человеческих отношений и простая житейская мудрость:
Со мною вот что происходит:
ко мне мой старый друг не ходит,
а ходят в мелкой суете
разнообразные не те.
И он
не с теми ходит где-то
и тоже понимает это,
и наш раздор необъясним,
и оба мучимся мы с ним.
Со мною вот что происходит:
совсем не та ко мне приходит,
мне руки на плечи кладёт
и у другой меня крадёт.
А той –
скажите, бога ради,
кому на плечи руки класть?
Та,
у которой я украден,
в отместку тоже станет красть.
Не сразу этим же ответит,
а будет жить с собой в борьбе
и неосознанно наметит
кого-то дальнего себе.
О, сколько
нервных
и недужных,
ненужных связей,
дружб ненужных!
Куда от этого я денусь?!
О, кто-нибудь,
приди,
нарушь
чужих людей соединённость
и разобщённость
близких душ!
