Борис Клетинич. Роман «Моё частное бессмертие» («Волга» 1-4, 2017; “Arsis-books”, M., 2019, 456 страниц)
«Любое человеческое творение, будь то литература, музыка или живопись, – это всегда автопортрет», – сказал известный английский афорист Сэмюэль Батлер. Автору никуда не скрыться.
Во-первых, стиль – это человек, во-вторых, мысли это человек. А также «почва», на которой он взрос. Все это так или иначе отразится на полотне.
А уж если произведение хоть в какой-то степени автобиографично, то тем более…
И тут полностью оправдывается название (великолепное, на мой взгляд, хоть патент на него выписывай): «Моё частное бессмертие».
И каков же автор?
Вот, что я вычитала о нем в 454-страничной книге: он большой жизнелюб; витальность – его главное свойство.
Кажется, нет такой трагедии (исторической, личной), которая сокрушила бы его непобедимое жизнелюбие, его волю к жизни и счастью.
У Андрея Платонова есть такой рассказ «В прекрасном и яростном мире», и это платоновское определение из заголовка очень подходит для картины мира в романе Б. Клетинича.
Молдавским ли солнцем взращена такая влюблённость в жизнь, генетическим ли кодом обеспечена?!
Энергией напоены строки романа, и читателю не заскучать. Кто-то из критиков сетовал, что в книге много сюжетных линий, несколько повествователей, что роман подобен картинке из пазлов, и это затрудняет чтение.
Не знаю, для меня не затрудняло.
Смена ракурса лишь подчёркивает мозаичность, многообразие мира людей, жизненный калейдоскоп. А упрощать авторскую картину мира, чтобы соответствовать некоему умозрительному формату бестселлера (чтобы удобно читался не слишком внимательным читателем), по-моему, не стоит.
Стиль романа импрессионистичен. «Словесные мазки» таковы, что сразу производят впечатление, навевают образ и настроение.
«Утро было только-только с грядки, такое свежее».
«А город мой был зелен до того, что в обвое алей, озёрных плавней, дворовых алешников казался кривоул и провинциален» (это о Кишинёве).
“Из оркестра выхлопнуло музыкальное пламя“
“Фильм, как яичница, заплясал на экране“
“Левша и лебедь советского футбола” (об Олеге Блохине, советском футболисте)
«Он был худенький, прозрачный. Весенний, как берёзовый сок. Серьёзность, юность, незатрёпанная талантливость светились в нём» (а это о молодом Анатолии Карпове, будущем чемпионе мира по шахматам)…
И в таком духе можно цитировать и цитировать… А лучше читать!
Это роман – самоопределение, роман – самоидентификация в пространстве и времени; осмысление своей родословной; он наполнен дорогими жизненными воспоминаниями, скорее даже, воскрешёнными эпизодами прошлой жизни, которые таким образом буквально завоевывают бессмертие.
Жизнь предков, о которых слышал и читал, жизнь современников, с которыми сталкивался Витька Пешков (альтер эго самого Клетинича) за все свои 22 года.
Семейная ли сага это? Возможно. Хотя личностная печать на всём повествовании вступает в противоречие с традиционностью этого жанра. Очень живые диалоги, шахматные главы великолепны, могли бы стать самостоятельным произведением (приквелом, например, выражаясь современным кинематографическим языком ).
«Очарование, – как говорил Стивенсон, – одно из основных качеств, которыми должен обладать писатель. Без очарования всё остальное бессмысленно». Очарование жизни, её свежее дыхание, не подвластное форматированию, ощущается в этом романе.
Есть такой белорусский поэт – классик белорусской литературы, Максим Богданович, самый романтичный поэт моей родины, погибший от туберкулёза очень молодым, в 25 лет. В стихотворении, написанном после выхода своей книги, он написал: «Я не самотны, я книгу маю з друкарни (типографии) пана Мартина Кухты» (не хочется переводить эти строки, скажу только, что «самотны» – это одинокий).
Я думаю, очень многие люди хотели бы написать книгу о себе как о “произведении” причудливого хода истории, случая, совпадения массы фактов, характеров и отношений, сохранить память о себе, своем роде, т.е., обрести «частное бессмертие».
У Бориса Клетинича это получилось.
Его книга, на мой взгляд, не только литературный прецедент, она как выполненный долг перед семьей, родом и всеми встречными людьми: мы не песчинки в космосе (а скорее, хаосе ) истории. Мы достойны своего частного бессмертия.
Татьяна Цветкова
