Стихи Елены Михайлик — это стихи из какого-то другого мира. Он выглядит точно так же, как тот, в котором мы живём, в нём есть те же предметы, люди, звери и персонажи, города, моря и реки. Но если в нашем мире царит энтропия, ведущая его к распаду, то мир стихов Елены Михайлик, напротив, стремится к соединению. Связь всего со всем — вот какое чувство несут в себе эти стихи. Они удивительно свободные — ритмически и образно — но при этом ничуть не дискретные: это речь объединяющая, примиряющая и этим, в своём роде, утешительная. Не зря в этой подборке так много образов соединения: собрания ящериц и птиц, сплетение трамвайных путей, дом, не умеющий разрушаться. Елена Михайлик не ищет эти связи, она их просто видит — причём там, где все давно отчаялись искать. Мне хочется верить, что это зрение заразно, и я перечитываю эти стихи ещё и ещё в надежде ему научиться.
Евгения Ульянкина
Елена Михайлик родилась в Одессе, окончила филологический факультет ОГУ. С 1993 г. живёт в Сиднее, преподает в университете Нового Южного Уэльса. Стихи и статьи публиковались в антологии «Освобожденный Улисс», журналах «Арион», «Воздух», «Дети Ра», «Новый мир», «Новое литературное обозрение», «Волга». Премия Андрея Белого в номинации «Гуманитарные исследования» (2019) за книгу «Незаконная комета. Варлам Шаламов: опыт медленного чтения». Автор книг стихов «Ни сном, ни облаком» (2008), «Экспедиция» (2019).
Фото обложки — Igor Brook
Елена Михайлик // Чаепитие всех со всеми
***
По-английски собрание ящериц называется не «парламентом», а «гостиной»,
Потому что ящерицы воспитаны и церемонны
И, даже поедая друг друга, не швыряются грязью, песком и тиной,
Не портят газона.
На стенах соборов ящерицы — воплощение всех пороков,
Особенно сластолюбия, стремленья к любому счастью,
Не знают единой истины и не считают сроков,
При солнце крадут виноград и рыцарей, читают и спят во время ненастья,
Шуршат во всех маргиналиях, оплетая слова Закона,
Нарушая границы текста, жизнь с аджикой мешая,
Потому при конце света ангелам и придется биться с драконом.
Дракон — это тоже ящерица. Просто очень большая.
***
Человек, который снаружи пуст и внутри пуст,
натащил земли и решил посадить куст,
обыкновенный фикус, чтобы зеленый, чтобы наверняка,
как во всех учреждениях, разве что без горшка.
Он не читал справочников, не ездил в по-настоящему южные города,
что там нужно растению — почва, подкормка, воздух, вода,
трава, чтоб не скучно, птицы, краски, карандаши,
выше грудной клетки не вырастет — сколько там той души.
Через год, или два, или счета нет — забыл, когда посадил,
он идет пешком на работу — солнца требует хлорофилл,
глядь, а над ним — гудя, шелестя, дрожа —
ластовидные листья на уровне третьего этажа.
Не над крышами, нет, не под звездами бахромой —
континентальный климат, очень уж холодно здесь зимой.
***
Сначала волость превращается в полость, потом зарастает, потом цветет,
летает шмель, басовит и холост, гуляет гусеница, паук ведет годовой отчет,
над красной Остией весна, а возможно осень, по этому климату не узнаешь — где мед, где яд,
воздушным пропадом туда передачи носит, где море не высохло и стены еще стоят.
Сначала пески изменяют русло, потом история входит между шестым и седьмым ребром,
хороший дом не умеет рушиться сам,
и даже когда разберут до костей, будет торчать, шевелить земляным бугром,
возражать барочным торжественным небесам,
по красной Остии — угадай стыки кварталов, привычную сетку: трубы, транспорт, жилье,
мы здесь кирпич и асфальт, и запах металла, она глядит на нас, как мы на нее.
Трудами города Афина опять крылата, в карманах гавани — возвращенные корабли,
и нужно не знать, на что наткнется лопата на следующем движении вглубь земли.
***
глаголы прошедшего времени не замечают смерти,
не сбиваются с курса,
не понимают условностей, возмутительно разнополы,
в тихом омуте, по доверенности, проживают не черти,
а поэты озерной школы,
у них там свои собрания, соечьи и сорочьи,
лягушачьи, рыбьи, змеиные, чаепитие всех со всеми,
но к омуту подходить не стоит ни днем, ни ночью,
не пить воды из копытца, не есть луны из колодца,
случайно ожгут глаголом — и вокруг изменится время,
перестанет метаться по древу безличной мысью,
гнать, держать и зависеть —
и кто же тогда проснется?
кто же тогда проснулся?
***
Светофор на углу превратился в орла —
Перья, когти, солома, селитра, смола…
Ни на дачу сгонять, ни с друзьями в футбол,
Если клеится каждый орел.
А в метро розовеет уральская медь,
И ситро в голове не стесняется петь,
И в сплетенье трамвайных вайфайных путей
Пролетает титан Прометей,
Там огонь доставляет домой поезда
И тебе не под силу пробиться туда,
И с плакатов создатели бед и побед —
Ганимед, говорят, Ганимед.
Но растет, как река, у корней языка
Та таблетка, монетка, жетон ездока,
Что оплатит дорогу на город, на свет,
В мир, в котором бессмертия нет.
***
что ты мямлишь жив ли нем ли
да я знаю здесь провал
кто-то ян не помню мемлинг
на заборе написал
и теперь ползут с забора
города и господа
злые ангельские хоры
чье-то зеркало в котором
львы и мокрая вода
на воде литой и плоской
зимний стражник от тоски
нарисует окна босха
и не сохранит руки
но зубастое из чада
озирая сей пейзаж
скажет нам сюда не надо
для защиты вертограда
кто живой найдите гада
отнимите карандаш
