Подписаться на instagram #буквенного сока
Егор Фетисов // Ирина Богатырева. «Белая Согра». Роман. Издательство «Эксмо», 2020
Часть 1. Заметки о книге
Если с чем-то сравнивать, то роман «Белая Согра» как-то сразу занял в моей голове место по соседству с «Собачьим лесом» Александра Гоноровского, «F20» Анны Козловой и Габриэлем Гарсиа Маркесом. С повестью Гоноровского «Белую Согру» роднит блестящий язык и, безусловно, удачная попытка создать полный мистики и волшебства мир, непредсказуемый и бездонный. Эдакий «текст-колодец», в который спускаешься не без мурашек, бегающих по спине, потому что совершенно неясно, как ты из этого колодца будешь вылезать и удастся ли это сделать вообще. На обложку книги Богатыревой вынесена фраза: «В любви, как и в смерти, человек беззащитен». В каком-то смысле беззащитен и читатель, погружающийся в подобный текст, и это, мне кажется, большой плюс. Это признак подлинной искренности, созданной художественными средствами, понятное дело, и все же… С текстом Козловой немного роднит психическое нездоровье главного героя, к тому же в обоих романах это девочка-подросток. Хотя во всем остальном тексты эти совершенно разные, можно сказать: противоположные. Козлова описывает вымысел, Богатырева создает реальность. Реальность магическую. Валерия Пустовая отмечает в своем отзыве, посвященном «Белой Согре», что Ирина Богатырева «вытаскивает реальную магию из-под завалов магического реализма». Мне не совсем понятно, что имеется в виду под завалами, потому что, на мой взгляд, роман Богатыревой выстроен в лучших традициях магического реализма. Маркес бы порадовался. Отдельно стоит отметить то, что называется скучным термином «речевые характеристики персонажей». Жители деревни, в которую попадает героиня, воссозданы (или созданы) очень аутентичными. Но это отдельный штрих, радующий слух нюанс. Главное же в романе — перерождение, в котором читатель принимает деятельное участие. И должен выйти из текста «новым человеком, другим. Еще неизвестным, родившимся только сегодня».
Часть 2. Художественные приложения
«Спать и правда захотелось рано, стоило прийти.
Вечер душный, окна открыты, соловьи поют в белой-белой ночи. Жу спит — не спит: все видит и слышит. Соловьи поют, занавеска не колышется. Ни ветерка с улицы. Все застыло, еле дышит. Жу хочется пить, хочется воздуху. Надо бы встать, добрести до крана, налить в кружку и пить, пить, пить. Но Жу лежит, как в оцепенении, не может пошевелиться.
Лежит — видит: вдруг открывается дверь, и входит он. Жу слышит, Жу знает. Вошел и стоит у входа. Смотрит. Сколько раз уже так было. Постоит, посмотрит — и уйдет. Жу не боится.
Но вдруг — как палкой протянули по стене, по всем бревнам дома: тррр! И в конце — ба-бамц! Жу хочет вскочить, но не может. Хочет подняться, но не получается. Тяжелый сон — не сон, забытье навалилось на грудь, давит на плечи. Не сесть, не встать. А в комнате ходит, стучит из угла в угол, шарахается. Ты-дымц — рухнул стул у умывальника. Бдзынь — шарахнула дверца печки. Жу продирает судорогой по телу. Хоть глаза закрыты, Жу лежит и видит — белый, белый, белый, белый. Белый потолок, белая занавеска, белая ночь глядит снаружи. И вдруг — шух, шух, шух — словно тень заметалась по комнате. От стены оттолкнется — к другой летит. От занавески, от шкафа, от печки. Шур, шур, шур — мечется по комнате, как шарик, мельтешит, кидается из стороны в сторону. Яркий, пламенный тянется за ним, метет пол. Зверь? Кот? Жу силится встать. А шар вдруг — шух! — с занавески сигает Жу на грудь и начинает душить. Давит, сил нет, выжимает из Жу дух. Жу не может даже руку поднять, чтобы скинуть его с себя. Кот? Человек? Тяжелый кот? Маленький человек? Маленький человек, одна голова и бородища, как хвост, — Жу изо всех сил открывает глаза, выдирает себя из муки сна, и от одного взгляда шар соскальзывает с груди, кидается обратно на занавеску, на стену, на печь — дед-старичок, длинная бородища, сам в красном кафтане, злой дед, перекошенное злобой лицо, нечеловеческой ненавистью светятся желтые кошачьи глаза…»
Михаил Квадратов // Андрей Левкин. «Марпл». Роман. Издательство «НЛО», 2010
Часть 1. Заметки о книге
Персонажи перемещаются по городу своими путями, и нам не всегда объясняют, зачем героям это нужно, но отдельные пункты маршрутов мы изучаем досконально. При этом окрестности некоторых точек могут быть отсканированы по времени, ну это если конечно у персонажа есть какие-то воспоминания. Хотя может подсказать и сам автор, без особого фанатизма, конечно, зачем, у каждого персонажа своя жизнь, отличная от жизни автора. Таким образом, получается многомерный график зависимости всякого разного от координат передвижения по Риге. Ну, еще немного по Москве и Берлину. А Иннокентий Марпл — это житель Риги и ее, в общем-то, дух.
Кроме всего прочего, присутствуют перечисления подручных предметов, вот это – вообще самое главное, читатель перечисляет и таким образом лепит из крошек мир, ведь мир все время норовит растечься, просыпаться сквозь пальцы. Проза Андрея Левкина помогает такому собиранию, потому что на самом деле в природе останется только мелкое, и то если за ним все время присматривать, а крупное — вроде бы, куда оно может деться — вдруг треснет и исчезнет.
Настоящая проза, какой она, в общем-то, и должна быть, а совсем не те смазанные следы, что остаются от проносящихся друг за другом персонажей. Когда нет времени присматриваться, а лучше посмотреть кино и покороче, или книжку комиксов потоньше, или лучше мотиватор-демотиватор на черном фоне, чтобы внимание не отвлекалось, а потом уже наконец заняться настоящим делом.
Часть 2. Художественные приложения
«Да это всюду так: если сильно во что-то залезешь, то итог будет непонятным для всех остальных. В крайнем случае, он будет групповым, то есть имеющим на первом месте уже вторичные признаки, а не свою суть. А объяснять суть — еще одну жизнь потратить».
«Причина этой истории в том, что Рига — такой город, где увидишь камень на дороге — уже событие. Не из-за скуки и т. п., а вот почему-то устроено так, что да, фактически событие: организует чуть ли не весь день. Камни, они же разные. В этом городе вещи — даже случайные — существуют слишком уж себе на уме. Да и пусто, и все вокруг не в промышленных масштабах, ничто не примелькается. Опять же, чисто, более-менее подметено. Сплоченных чем угодно масс населения нет, система типовых рядов и конвейерных экземпляров отсутствует. Да и мусора от людей меньше. Возможно, что приезжих это угнетает, ну а местным не до того, потому что в отсутствии таких стабильных рядов приходится тоже быть себе на уме, даже когда просто идешь по улице. Иначе вообще исчезнуть можно. Ну и привыкли, конечно, тем более что других вариантов нет».
«Словом, приезжий выбрался наконец-то в центр, там теперь и находится. Улицы, парки, бульвары, все цветет, солнце светит, даже еще не вечереет. Достопримечательности, видимо, осматривает. Их описывать лишнее, про цветной горошек написано, и хватит».
Егор Фетисов // Анна Козлова. «F20». Роман. Издательство «Рипол-классик», 2016
Часть 1. Заметки о книге
Как писать для подростков и какое кино для них снимать? Должно ли оно учить и прививать духовность, как в фильме «Когда я стану великаном», или показывать мятущуюся, толком не сформировавшуюся душу подростка, как в фильмах Гай Германики? Полюса определены, но вот что в гигантском пространстве между ними? Там какая-то пустыня, где не ступала нога писателя, а жаль. И Козлова выбрала один из полюсов. Все умрут, а я останусь. Или все останутся, а я умру, не суть важно. Мне кажется, шизофрения вообще лишняя в этой книге. Это роман о неуравновешенной психике подростка, о его метаниях, об обществе и семье, которым на подростков зачастую наплевать. Писать подростковые книги с одной стороны легче, с другой — труднее. Легче, потому что мир необязательно изображать глубоко и детально, ведь мы смотрим на него глазами тинейджера, главное обозначить трещину, расколовшую мироздание. С другой стороны, психология подростка — дело тонкое, и Козлова, мне кажется, справляется с задачей очень хорошо. А вот детали… Главная героиня, школьница Юля, например, говорит, что к четырем часам дня они «напивались в жопу», к шести трезвели и в семь садились делать уроки. Проведите эксперимент, напейтесь к четырем в стельку, а к шести протрезвейте. А в итоге рождается недоверие к проблемам героини в целом. Персонажи есть очень характерные, причем, что интересно, не главные. Мама Толика, бывшая актриса, теперь спившаяся, польский мальчик Марек, призрак умершего соседа Сергея. Но в целом не оставляет ощущение упрощенной черно-белой картинки. «Я и есть реальность, и я никому не нужна». Это подлинный диагноз, а не шизофрения. Диагноз есть, а симптомов толком нет. И как лечиться, неясно.
Часть 2. Художественные приложения
«— Вы знаете, что ваша дочь дружит с Мареком Рыдваньским? — спросила историчка.
— Ну… Я что-то слышала, — пробормотала мама.
— Они очень плохо друг на друга влияют. Между прочим, он несколько раз приходил на уроки пьяный. Как вы считаете, это подходящая компания для ваших детей?
Домой мама вернулась в том же оцепенении, какое охватило ее после обнаружения меня в ночной рубашке на переезде, в десяти километрах от дачи Елены Борисовны. Она позвонила маме Марека, та выслушала ее и сказала, что она вообще не знает, что с ним делать, потому что он просто больной. И вся ее жизнь покатилась к чертям собачьим после того, как она его родила. Вечером она пришла к нам вместе с Мареком и его отцом. Нас посадили рядом на диван в большой комнате, следом из ванной, где она от страха заперлась, выволокли Анютика. Родители Марека и мама с Толиком смотрели на нас, как будто впервые увидели, и молчали.
— Может… — Толик неопределенно развел руками, — выпить хотите?
Они хотели. Через сорок минут на столе стояла пустая бутылка водки, Толик пошел в «Ароматный мир» еще за одной, а мама Марека с красным лицом орала на его отца по-польски. Больше половины слов я не понимала, но суть претензий тем не менее доходила вполне ясно. Она считала, что Марек такой же порочный, как его отец, и она вообще не удивлена, что он не учится и трахается целыми днями с одноклассницей. А чего еще можно было ожидать, когда с детства у него перед глазами такой пример?
— Знаете, — сказала мама, — он, может, и не виноват. Она могла сама его соблазнить, она ненормальная. Летом я отправила их на дачу, — она запнулась, — к свекрови, и там она спуталась с парнем старше ее на шесть лет.
— Я такого не делала в четырнадцать лет! — сказала мама Марека».
