Этот рассказ нужно обязательно дочитать до конца. Когда прочитаете, поймёте почему и скажете спасибо. Это очень плотный, глубокий текст, в который погружаешься, как в темную холодную воду, и выходишь другим. Текст-превращение, которое происходит не только с героиней, но и с читателем.
Евгений Сулес
Дмитрий Калмыков. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького, отделение прозы, семинар В. В. Орлова. Лауреат Волошинской премии 2012. Публикации в журналах «Знамя», «Октябрь», «Дружба народов», «Волга», «Гвидеон»; альманахах «Тверской бульвар, 25», «Повести Белкина», «Кольцо А»; сборнике коротких рассказов «Жить» издательства Эксмо. Проживает в Венесуэле.
Дмитрий Калмыков // Лика
Всю дорогу лил дождь. Теперь кончился, осталась только сырость. Лика нетерпеливо подрыгивала коленкой, пока Леша возился с замком. Прошли-то всего ничего, от машины до дачного домика, а джинсы мокрые до колена. Замок заржавел и никак не хотел проворачиваться, да еще рюкзак, постоянно соскальзывал с Лешиного плеча и повисал на локтевом сгибе.
— Давай подержу, — Лика протянула руку. Держать тяжелый рюкзак ей не хотелось, но нужно было что-то делать, ноги совсем замерзли.
— Щас, щас, — пробормотал Леша.
Личинка наконец поддалась и замок нехотя выплюнул закушенную дужку. Дверь растворилась, тупо брякнув расшатавшимися петлями. Ликиных ноздрей, словно кончиком пера, коснулся прелый запах нежилого дома. Леша улыбнулся и нырнул в сени. Даже не сени, а так – крыльцо, заколоченное с боков разномастными досками и обрезками толстой фанеры. Три крутые, узкие, заваленные внутрь ступени вели к входной двери обитой войлоком, справа приступка, на ней эмалированное голубое ведро и пара черных резиновых галош. Так и стоят со смерти Лешиной бабушки. За три года они ни разу не приезжали в этот дом. Но в этом году море обломилось. В отпуск Лику чуть не пинками выгнали в начале июня. Да еще начальник отдела кадров, все вился вокруг, намекал, мол, за две недели стоит подумать – надо ли ей возвращаться? Времена для компании непростые и все такое. Лика, конечно, дурочку сыграла – да-да, времена тяжелые, и как же можно бросать компанию в такой ситуации? Лика понимала, что их pr-отдел первым пойдет под сокращение. У Леши тоже на работе черт-те что. В общем, не до золотых песков и лазурного моря. Вспомнили про дачу. И вот она, принимайте.
Вторая дверь оказалась податливее. Лика поднялась по ступенькам и остановилась на пороге. Смотрела на широкие половые доски с облупившейся краской. Не могла решить, нужно тут разуваться или нет? Не разуваться – так еще больше грязи натащишь. Мыть потом. Да, тут все мыть, скрести и драить нужно! Вот такой у нее будет отдых. Рядом с дверью стояла ни то маленькая лавка, ни то большая табуретка. Лика присела на нее и чуть не упала. Одна ножка подогнулась и норовила вывернуться совсем. Леша гремел в комнате, открывал какие-то скрипучие, дребезжащие дверцы.
— Сейчас, Лик, — бодро кинул он. – Вещи втащу, затопим.
Лика только улыбнулась в ответ. Она понимала, что весь Лешин энтузиазм – напускной. На самом деле он так же подавлен необходимостью торчать в этой сырой полутемной норе. Несколько лет назад Лика была уверена, что к тридцати годам свои законные отпускные дни будет проводить где-нибудь на Бали или по крайней мере на Тенерифе, а не на проклятых шести сотках в тусклом СНТ, где наверняка… Лика не удержалась, подошла к окну. Точно! Даже через густую поросль сорной травы, под окном легко угадывались очертания трех длинных оплывших грядок. У Лики даже в носу закололо, как представила, что будет торчать над этими грядками, задом к верху! В одно застывшее, бесконечное мгновение картина мира свернулась до маленькой черной точки, в самом центре которой стояла Лика. Весь остальной большой и прекрасный мир очутился за непроницаемым стеклянным куполом. Она сама оказалась запертой в этом маленьком мрачном пространстве. Её пожизненный приговор – кособокий домишка на клочке тощей невзрачной земли. Ей страшно захотелось уехать, прямо сейчас. Лика до жути боялась заразиться этим дачным миром. Он цепляется, как хронический гайморит, и симптомы этой заразы столь же ясные и очевидные, сколь и непобедимые: сначала интерес к цветочным клумбам, смородине и крыжовнику, потом посадка садовой малины и клубники, потом редиска, морковь и свекла, а затем финальная, уже необратимая стадия болезни – посадка картошки. Уезжать!
С улицы донеслись голоса. Лешин бодрый и чей-то жужжащий, невнятный. Лика вышла, собираясь объявить о том, что они уезжают немедленно. Леша стоял на дорожке со спортивной сумкой в одной руке и с большим раздутым пакетом IKEA в другой. Через низкий забор он разговаривал со старухой соседкой. Бабка, видимо, была почти карликового роста, из-за куста смородины торчала только ее голова. Но Лике этого хватило. Бабка – типичная «соседка по даче», как все вокруг, еще одна серая банальность квадратно-гнездового мира.
— Вот, Марья Ивановна, познакомьтесь, — Леша кивнул на Лику. – Моя жена – Лика.
Лика с трудом удержалась от того, чтобы шлепнуть себя ладонью по лбу. Марья Ивановна! Как еще могут звать старуху-соседку?!
— Очень приятно, — чуть на распев проговорила бабка. Фраза дежурная, зато взгляд внимательный цепкий. Лика только слегка улыбнулась в ответ и сразу повернулась к Леше.
— Леш, нужно поговорить, — сказала она.
— Ну, не буду мешать, — бабка повернулась было уйти, но замерла снова. – Молодцы, что приехали. Я уж думала, бросили участок…
— Нееет, — протянул Леша. – Поживем, порядок наведем. Красота будет, как при бабушке императрице.
— Ну, бог в помощь.
Лика поняла, что никуда они сегодня не уедут. Лешин энтузиазм стремительно перерастал в упрямство. Он умел радоваться жизни сквозь стиснутые зубы. Иногда (вот как сейчас) Лике казалось, что это проявление животной тупости, которая и составляет сущность мужского характера.
— Что ты хотела? – спросил Леша.
— Холодно, — поежилась Лика.
— Ща, бегу затапливать. Мигом согреемся.
Леша со своими тюками снова нырнул в дом. Лика постояла во дворе, посмотрела на унылый черный частокол елового леса, начинавшегося метрах в двухстах от границы СНТ, вздохнула и поплелась в дом.
Согреться получилось только к вечеру, когда стемнело. Старая, обшарпанная печка не хотела раскочегариваться, словно мертвецки пьяный человек, которого пытаются привести в чувство: посадишь на стул – падает, поставишь на ноги – блюёт. Так и печь, упрямо изрыгала густые облака дыма из топочного отверстия, гасла, сорила золой.
— Тяги нет, — откашливаясь, констатировал Леша. — Или дрова сырые… А бывает, что птицы в трубе гнезда вьют… Ты знала, что часть дымохода, после заслонки называется «хайло»?
Лика никак не реагировала на Лешины реплики. В тайне она радовалась этим неудачам. Ведь, как же они смогут в такую погоду без печки жить? Яндекс всерьез обещал до восьми градусов по ночам. Июнь месяц называется… Однако Ликины надежды прогорели. К Леше вернулись полученные в детстве навыки истопника, он вспомнил, что нужно прожечь лист газеты вжидким прочистном канале. Открыв маленькую дверцу на боку печи, он сначала отдернул руку.
— Ё-моё! – Леша вынул из заваленного сажей отверстия сохлый мышиный труп. Лику передернуло от омерзения.
Дымоход всосал подожженный газетный лист. Леша снова развел огонь в топке. Сначала пламя присело, как на низком старте, потом лучины запылали, послышался бодрый треск и плевки искр.
Кирпичи медленно напитывались жаром. Печь не торопилась, грелась настолько медленно, что пришлось доставать из бабушкиных загашников пуховое одеяло. Оно оказалось таких размеров, что понадобилось четыре стула, чтобы развесить его напротив топки и хоть немного прогреть и выгнать сырость. И все равно, спать легли в одежде.
Под утро Лика проснулась, почти задыхаясь, с налипшими на лоб и виски прядями волос. Печь с лихвой отдавала должок по теплу. Нервным неверным сонным движением Лика откинула край одеяла, на негнущихся ногах поплелась к форточке, открыла ее. Вернулась в кровать и её быстро утянуло в трясину предрассветного сна.
Проснулась только к полудню. И еще долго не хотела вставать, придавленная печным жаром к бугристому матрацу. Все тело ныло, на пояснице будто застегнули широкий свинцовый пояс. Лежать под душным одеялом было невозможно, но и вставать не хотелось. Все теперь будет делаться по необходимости. Леша бринчал посудой на кухне и время от времени мелькал в дверном проёме. Лика наконец собралась и выкарабкалась из-под одеяла.
— О! Доброе утро! — голос Леши еще звенел вчерашней натужной бодростью. — Я как раз готовлю…
— Я поняла, — от жары пересохло горло и губы покрылись корочкой, как французские багетики из булочной «Le Хлеб». Но Лика почти и не обратила на это внимания, потому что ее окатил новый и видимо не последний дурной вал. Запах.
Леша готовил на старой электроплитке и накалившаяся спираль начала источать легкое зловоние. Что-то кислое, прогорклое…
— В общем сейчас яичница будет, — Леша поставил на плитку небольшую чугунную сковородку, черную как космос.
Лике хватило и одного беглого взгляда, чтобы разглядеть на ее дне и бортах целый культурный слой пережаренных предыдущими поколениями яичниц и картошки.
— Хочешь пока кофе выпей, — предложил Леша. — Он, правда, подостыл…
— Завари новый, — поморщилась Лика.
— Воды нет. Представляешь, колодец заилился, — в его голосе совершенно иррационально прозвучали нотки вины. — Но я сейчас съезжу, тут раньше общественная колонка была.
Лика присела за стол и налила себе остывшего кофе.
— Ты про кишечную палочку слышал? — спросила она, отхлебнув пару глотков.
— Да ладно! Мы все детство из этой колонки пили, — отмахнулся Леша.
— То есть колодец еще в твоем детстве заилился?
— А? Да нет. Ну не бегать же домой за каждой кружкой воды, — ответил Леша, будто и не замечая ядовитости вопроса.
Лика вздохнула и пошла обратно в комнату.
— Ты завтракать-то будешь? — спросил во след Леша.
— Не могу без нормального кофе…
Ничего не оставалось кроме как добрести до кровати, повалиться на нее и немного всплакнуть.
Минут через десять Леша выскочил на улицу. Почти сразу воздух всколыхнули его восклики. Лика потянулась к сумочке и достала смартфон. Интернет работал медленно, как в детстве. Минуты три прошло пока прогрузился ее профиль в инстаграм. Лика с унынием смотрела на экран пока проявлялись знакомые детали аккаунта, логотип, синяя плашка, счетчик подписчиков и читаемых, юзернейм… @lika_n_trophia – аккаунт уже довольно популярный, совсем чуть-чуть не хватает до тысячи… А что сейчас она может запостить? Чтобы наконец дотянуть до желанной круглой цифры? Лика огляделась. Нет… Закинешь на стену это убожество, посыплются веселые комментарии, полные дружеской иронии. Придется отшучиваться, а на это сил нет. Лика давно поняла, что в соцсетях пишут жалобы когда на самом деле все хорошо, или плохо, но еще хватает духу на самоиронию. А когда вот так пришибает, кому они нужны эти фейсбуки-инстаграмы?
Лика отложила телефон. Нужно было двигаться, пока тоска не проела дыру. Кое-как оделась, и сама же подумала — ну вот уже началось! Сперва надевать что попало, потом ходить в единственной футболке с темными пятнами от потных сисек и косынке в белый горошек. Нет, нельзя запускать себя. Не сдаваться! Приводить себя в порядок! Только как без воды… Лика чуть было не зарычала в голос. Безысходка какая-то! И ведь это самое начало! Но зато какое! И с продолжением. Поход в подгнивший дачный сортир, не принес ни толики облегчения.
Вернувшись в дом, Лика нервно оглядела комнату-кухню в поисках чего-нибудь обо что можно было бы вытереть руки, без риска еще больше испачкаться. Схватила сумочку, но тут же вспомнила, что пачка влажных салфеток осталась в бардачке укатившей машины. В нелепой надежде она тронула носик умывальника, но услышала только сухое постукивание дюралюминия. На дверце подвесного посудного шкафчика висел кусок материи. Видимо, некогда кухонное полотенце деградировало в тряпку. Лика долго с остервенением, чуть не выкручивая суставы пальцев, вытирала руки. И настолько погрузилась в этот процесс, что не услышала, как подъехала машина.
— Ты чего?
Лика вздрогнула от Лешиного голоса. Он стоял за спиной, чуть запыхавшийся, с двумя пятилитровыми баклагами воды.
— Ничего! Подкрадываться не надо, — огрызнулась Лика.
— Ладно…, — Леша поставил бутыли на стол. — Колонка не работает… А у Марь Иваны вода только техническая. Пришлось на станцию ехать. Я там еще кое-чего подкупил. Сейчас принесу…
Уже с полным безразличием Лика налила воды в умывальник и вымыла руки. Как бы то ни было, настал новый день. И нужно было жить. Место, конечно, ужасное, но быть может, приложив руки, из него удастся сделать нечто хотя бы приемлемое.
Для начала Лика переоделась. Чистый спортивный костюм, розовый с белыми полосами по рукавам и лампасам сам собой настраивал на собранность и бодрость. Нужно было разобрать вещи и продукты. Сначала Лика решила взяться за продукты. Вчера в дыму и потемках Леша напихал их в холодильник кое-как, прямо в пакетах. Открыв дверцу приземистого холодильника, Лика слегка отшатнулась. Внутри он пованивал, как молодой бомж в вагоне метро. Лика задержала дыхание и со злостью вырвала пакеты из зловонной урчащей утробы. Пришлось гнать Лешу за «технической» водой, а самой рыться в тесной кладовке в поисках тазика и всяких моющих средств. Когда Леша вернулся с очередными бутылями, Лика была вооружена только ссохшейся до ломкости тряпкой и коробкой окаменелого моющего порошка.
Внутренности холодильника были отдраены до белизны, исчезли желто-коричневые пятна и черные круги от потекших когда-то банок. Лика сидела на корточках перед открытой дверцей и смотрела на холодные, покрасневшие кисти рук. В ее ноздрях застрял запах хлорки, на коленях остались серые мокрые следы, пропал розовый спортивный костюм. Но Лика закусила удела и понеслась дальше к разбору сумок и приведению в порядок комнаты. Леша сунулся было с предложением помочь, но понял, что Лику лучше сейчас не трогать. К тому же ему не терпелось попробовать новую игрушку. Пробормотав что-то ободряющее, он выскочил на улицу и вскоре Лика услышала как перед домом зажужжал тример. Разбор вещевых и платяных шкафов дал Лике новую гамму обонятельных и тактильных ощущений. Лика чихала и хлюпала носом выгребая старые вещи, вновь взялась за тряпку и мыльную воду. Своих вещей ребята привезли минимум. Теперь Лика жалела об этом решении. С удовольствием все бы это старье завернула в один куль и вышвырнула на помойку. Укладывать вещи на чистые полки оказалось почти приятно. Покончив с этим, Лика осознала, что теперь нужно приниматься за мытьё полов. Тут к уже знакомым Лике прелестям дачной гигиены добавилась борьба с неудобной шваброй, у которой после каждых двух-трех взмахов отваливалась щетка и приходилось нагибаться и отматывать серую тряпку из старой мешковины, чтобы присоединить ее обратно.
Ранним вечером Лика огляделась и увидела, что комната и кухня приобрели прямо-таки жилой вид. Пора было приниматься за обед. Лика понимала, что если присядет отдохнуть, уже не встанет. Входная дверь распахнулась и в комнату влетел Леша. Лика чуть было не метнула в него оказавшуюся в руках кастрюлю. Лешины ботинки и штаны по колено были облеплены ошметками травы.
— Стой на месте! — крикнула Лика. — Штаны в прихожей снимай. Я тут корячилась полдня. Натопчешь грязью, не знаю что с тобой сделаю…
— Да ладно… Прямо красоту навела, смотри-ка, — Леша огляделся.
— Переодевайся. Скоро есть будем.
— Не, я тебя позвать хотел, показать.
Они вышли во двор. Дорожки и квадрат перед домом были укрыты ковром из сныти и крапивы. Запах скошенной травы, наконец, перешиб запахи пыли и моющих средств, так что Лика смогла глубоко вздохнуть. Даже в голове посвежело.
— Тример, конечно, так себе… ашановский. Таким английский газон не сделаешь, — вздохнул Леша.
Видимо, он ждал восторженных криков и убеждений в том, что брешь в форме неправильного многоугольника, пробитая им в мощном покрове сорной травы, много лучше английских газонов. Однако Лика еще не настолько размякла.
— Давай-ка теперь дуй в сарай за граблями, — Лика указала на сбитую из больших фанерных листов сараюшку, прижатую к дальней от калитки стенке забора.
— Это не сарай, а баня, — пробурчал Леша.
Лика только сейчас обратила внимание на ржавую трубу над крышей этой чудовищной постройки. Нет, конечно она тоже когда-то проводила лето в деревне у бабушки. И в местечке куда как глуше этого, аж в Белгородской области. Но там баня была из бревен, с двускатной крышей, наличниками на оконцах… А это что за убожество!
— Ну в общем… Где тут грабли хранятся, оттуда их и достань.
— Слушай, давай я завтра. Трава подсохнет убирать легче будет.
Лика только вздохнула и пошла ставить макароны.
Второй день дачного существования дался уже полегче. Леша сгреб скошенную траву в угол участка и продолжил битву с порослью на остальной территории. Лика сама поехала на станцию, в «Магнит», докупить продукты и всякие моюще-стирающие прибамбасы. Долго ходила среди высоких стеллажей с консервами и кетчупами, изучала по большей части незнакомый для себя ассортимент. Все здесь было не то, что в городе, не то к чему она привыкла. Маринованный хрен «Гаврила», тушенка «Командирская», фасоль в томатном соусе «Лакомка», вино крепленое «Исповедь грешницы», а в отделе бытовых товаров Лика нашла керосиновые лампы, эмалированные ведра, крысиный яд и медный купорос. Какое-то другое измерение… Лика вдруг осознала, что хочется выпить. Мысль возникла сама собой и настолько ясно, что Лика даже опешила. Никогда с ней такого не было. Ну может очень редко, вечером в пятницу, после работы. Конечно, ей нравилось зависать в клубах, и там конечно можно было выпить коктельчик-другой. Но ведь не ради выпивки она ходила, а скинуть недельный напряг, расслабиться, оторваться. А тут — на тебе! Тупо выпить и всё! Желание настолько четкое, оформленное и беспрекословное, что сопротивляться ему оказалось невозможно. Конечно, до «Исповеди…» дело не дошло. Напротив «Магнита» Лика приметила вагончик с вывеской «Разливное пиво». Лика выбрала самое дорогое из ассортимента. Красномордый крепыш, стоявший на розливе, одобрительно крякнул, подставляя темную пластиковую полторашку под сифон.
Когда Лика приехала Леша подбежал помочь с сумками.
— Вот это дело! — радостно воскликнул он, увидев запотевшую бутылку. — Чего это ты?
— Надо ж соответствовать, — ответила Лика, вроде в шутку, а самой опять стало страшно.
— Ага. Я как раз там, столик поставил…
Действительно, Леша вытащил откуда-то небольшой дощатый столик и два стула из разных наборов, поставил их под старым деревом.
— А это что, яблоня? — спросила Лика.
— Слива. Вообще, нужно тут как-то зонировать всё, а то пустынно…
— Давай-давай, зонируй.
— Ну чего ты? Давай посидим, отдохнешь…
— Сейчас. Продукты разложу.
Лика забрала у Леши пакет и вошла в дом. Рассовав продукты в холодильник, она зашла на кухню и села за стол. Через окно наблюдала, как Леша продолжал суетиться во дворе. С удивлением заметила, что он хоть и делает все с чудаковатой нелепостью, но однако же справляется.
Через пару дней Лика поняла, что у Леши не только сохранились навыки, он даже начал входить во вкус. С утра до вечера рубил кусты, копал ямы, лазил под дом, приколачивал листы фанеры, договорился с местным электриком о замене счетчика, «зонировал» что было сил. А вот Лика никак не могла с собой справиться. Бесили ее главным образом не сами действия, а ощущение постоянного преодоления, в делах, которые не должны бы были занимать много времени, которые в городской жизни делались незаметно. Тут всё приходилось делать в несколько этапов. Всё как-то неудобно, несподручно и долго. Апофеозом этой несподручности бытия стала помывка в бане.
Идеей восстановить баню Леша загорелся практически сразу по приезду. Вроде вполне логично и практично. По крайней мере не нужно будет каждый вечер греть воду в тазу… Однако что-то в этом замысле Лике не нравилось. Не отступало предчувствие провала и нового бремени. Внутри баня выглядела гораздо лучше чем снаружи. Видимо, обычная бытовка, переделанная в некое подобие бани. Разномастная уродливая фанера служила лишь внешней обшивкой. В прихожей-предбаннике желтенькие доски вагонки так вообще выглядели совсем свежими, в парной — немного тронуты черными пятнами плесени. В целом довольно опрятно.
В банный день Леша натаскал воды. Печь в бане оказалась куда податливее домашней. Только вот пожирала дрова и быстро остывала. Так что Леша, словно кочегар, часа полтора забрасывал полешки в прожорливое жерло, пока наконец вода в баке не прогрелась, а стенки парной не начали отдавать тепло вместе с приятным запахом прогретой древесины. И опять, только войдя в предбанник, Лика ощутила эту тотальную необустроенность. В руках у нее была большая косметичка и пакет со всякими кремами, шампунями и т. п. Оказалось, что его даже поставить некуда, некуда было и положить одежду. Леша метнулся в дом и притащил пару стульев. В добавок к этому в бане не было электричества. Единственный источник света — огарок свечи, с коротеньким черным фитилем, заплывшим воском. Словом, духота и полумрак, вместо предполагаемого оздоравливающего и укрепляющего пара. Ну и к концу помывки, Леша, конечно, воспылал. Лика предчувствовала, что так оно и будет, но все же рассчитывала дотянуть до дома, где по крайней мере есть кровать. Но Леша настоял. Видимо, захотелось «сельской» экзотики. Откуда-то с соседней улицы доносился шум «Авто радио», парная стремительно остывала и от пола уже тянуло прохладным сквозняком. В результате вместо экзотики неуклюжий перепих, слишком быстрый, чтобы удовлетворить и, учитывая обстоятельства, надоедливо долгий.
Спустя неделю, когда рутина устаканилась, появилась новая напасть — скука. И эту беду Лике предстояло переживать в одиночестве. Леша, когда не зонировал, бегал по соседям, знакомиться, договариваться, вообще входить в курс дела. Как ни как, садовое товарищество. Лика честно попробовала применить Лешину методику — наслаждаться ситуацией несмотря ни на что. Купила в хозяйственном магазине на станции пластиковый шезлонг, надела купальник и легла с книжечкой на самом солнечном месте участка. Однако долго игнорировать прохладный ветерок и комаров у нее не получилось. Да еще она вдруг заметила Марь Ивану, косо поглядывающую из-за своего забора. Встретившись с Ликиным взглядом Марь Ивана отвернулась и что-то забормотала. Да и Леша отличился. Не предупредив Лику, он вызвал рабочих на прочистку колодца. И однажды утром Лика только было облачилась в купальник, как к их участку подкатил старый микроавтобус с тремя веселыми молдаванами. Мужики вытащили самодельную лебедку, лопаты, ведра, насос и стали выгребать из колодца кучи вонючего ила. Лике захотелось выть.
— Они дня три, может четыре проработают, — докладывал Леша. — Надо будет на верхних кольцах швы жидким стеклом пройти… Хочешь посмотреть, какая там глубина оказывается?
— Ты серьезно? — вскинулась Лика. Устраивать сцены в общем-то было не в ее стиле, но сейчас хотелось, очень хотелось.
— Я так… Слушай, чего тебе здесь торчать? Может сходишь в лес, грибы там или малину посмотришь…, — робко предложил Леша.
— Грибочков захотелось? Ты сам-то себя слышишь?!
— Ну просто, чтобы в четырех стенах не сидеть. Прогуляешься, воздухом подышишь.
— Да по фиг! — Лика сорвалась с места. Нервно продела руки в рукава розовой олимпийки, схватила кроссовки.
— Лучше сапоги надень, — Леша пытался держать разговор в границах нормы, но только больше раздражал Лику. — В лесу наверное еще сыро…
Она влезла в кроссовки и вылетела из дома. Отпихнула калитку. Лес начинался совсем близко, за узкой полосой поля.
— Лик.., — раздалось позади, тянуче-примиряюще, но она не обернулась.
Шла через высокую по пояс траву, ноги путались, запястья неприятно кололи стебли. Она пошла наискосок, чтобы поскорее скрыться из вида, знала, что Леша стоит у калитки и смотрит ей вслед. Высоченный еловый частокол приближался, но зайти за него оказалось не так просто. Сначала предстояло продраться через кустарник и крапиву, значительно выше, чем была у них на участке. Шла напролом, обжигая руки и получая легкие хлестки по лицу. Зайдя в первые елки, Лика увидела неприятные следы близкого человеческого существования — пластиковые бутылки с выцветшими этикетками, смятые пачки сигарет, объеденное временем автомобильное кресло, утонувшую в почве покрышку и много всякого в том же духе. Лика решила как можно быстрее пройти эту пограничную полосу, ринулась вперед и сразу же провалилась по колено. Глубоченная колея, видимо оставленная ходившими тут когда-то лесовозами, была наполнена холодной черной водой. Лика выскочила из жижи, на ругань, даже сдавленную, про себя, уже не было сил. Какая-то вселенская груша осыпала Лику своими тяжелыми плодами, нигде не оставляя укрытия. Но Лика шагала вперед. Начался старый плотный ельник, почти без подлеска, с мшистыми кочками и редкими гигантами бурелома, напоминавшими руины древних крепостей. Лика чуть сбавила темп, огляделась. Лес выглядел пустым и темным. Чтобы придать происходящему хотя бы тень смысла, Лика стала смотреть под ноги. А вдруг и правда грибы? Но кроме желтой подстилки старой хвои ничего. Какие-то редкие, сухие поганки, опасного вида темно-синие ягоды на тонких стеблях и ничего больше. Зато, наверное, клещей полным-полно — подумалось Лике, но она забыла водятся ли клещи в хвойных лесах и в какое время года они особенно опасны? Сильнее запахло сыростью, шагая, Лика чувствовала как стала пружинить земля под ногами. Она увидела плотную поросль низких кустиков, сплошным ковром покрывающих большое пространство между еловыми стволами. Черника! Лика обрадовалась. Присела на корточки, приподняла несколько веточек. Ягод не было. Лишь кое-где мелкие и твердые, как крупа, плоды. Однако уходить просто так не хотелось, Лика стала срывать ветки черники и запихивать в карманы олимпийки. Можно будет с чаем заваривать, вроде для зрения полезно. Она передвигалась гусиным шагом, изредка распрямляя затекающие ноги, делала несколько шагов и снова присаживалась. Ощипывая очередной кустик, она заметила на земле движение. Присмотрелась. Крупные рыжие муравьи уверено шагали под кронами черники. Лика отдернула руку, хотела сразу уйти, но муравьев было столько, что и ступить некуда. Трассы, перекрестки и развязки, какое-то несметное количество насекомых в постоянном перемещении и Лика в самом центре. Лика подскочила, когда муравьи поползли по ее кроссовкам, но снова замерла. Прямо перед ней, метрах в пяти стоял центр, отправная точка этого движения — циклопических размеров муравейник, выше ее роста, с покатыми боками, настоящая твердыня, муравьиный Эверест, оживленный и одушевленный постоянным движением. Жутковатое и чарующее зрелище. Правда, когда Лика почувствовала, что муравьи заползают в штанины, очарование мигом пропало. Нужно было уходить как можно быстрее. Она шла резко поджимая ноги, как будто снизу подтапливала вода. Главное, что она успела забраться довольно далеко в черничник, границы его не было видно. А муравьи, должно быть, заприметили гостью сразу и уже давно ползали по ней. Они не кусались, но быстрые щекочущие прикосновения заставляли кожу покрываться мурашками, а мышцы непроизвольно сокращаться. Когда Лика почувствовала муравьиные лапки на пояснице, она задрала олимпийку и нервическими взмахами рук стала отряхиваться, кружась на месте, как ловящая собственный хвост собака. Уже никуда не глядя Лика рванула вперед, лишь бы скрыться от насекомых.
Под ногами вновь захрустела опавшая рыжая хвоя. Лика остановилась, перевела дыхание. В боку кололо и она оперлась рукой о ближайший еловый ствол. И чуть было не отдернула руку. Жесткая кора, показалась ей агрессивно отталкивающей. Вдруг стало душно, дыхание никак не восстанавливалось. К счастью подул легкий ветерок. Поток воздуха приятно освежил вспотевшее лицо. Однако новый порыв ветра оказался значительно сильнее, рвущий, с мощным накатом. Лика задрала голову, макушки елей ходили ходуном. Гул ветра стал долгим и протяжным, еловые стволы скрипели, словно ворчливые старики, а небо вдруг сделалось черным. В лесу, и без того сумрачном, стало темно как в страшной сказке. Лика, кажется, вообще перестала дышать. Не только от пугающего штормового сумрака, внезапно накрывшего лес, но и от осознания простого и очевидного — она заблудилась. Колени ослабели, а взгляд бесполезно метался в поисках чего-то знакомого. Но чего? Елок? Кочек? Лика не могла понять пришла ли она к черничнику с той стороны, где находилась сейчас или с другой? Муравейник! Нужно вернуться к нему. А что дальше? Лика почти все время ползла гусиным шагом, не поднимая глаз от земли, не запоминая примет. А солнце? Когда она заходила в лес, солнце точно светило ей в спину. Может просто подождать, пока пройдут тучи… Но не тут-то было! Длинная резкая молния, словно плеть полоснула тучу по брюху и она лопнула с чудовищным грохотом. Несколько крупных капель упали Лике на лицо, и сразу же ливануло сплошным потоком.
Лика снова бежала, уже не разбирая дороги. Сначала, подавив первый панический всплеск, она пыталась смотреть под ноги, идти по зарослям черники, ей казалось важным вновь прийти к муравейнику, словно это был какой-нибудь указатель. Но скоро поняла, что сквозь слезы, грозовую мглу и потоки дождя едва разбирает местность. А в небе все рвало и рвало. Лике казалось, что чудовищная громовая плеть преследует именно ее, отчаянно скрипящие еловые стволы норовят повалиться и раздавить именно ее, порывы ветра пытаются сбить с ног именно ее. Становится все меньше сил и никакого проблеска, лишь черные стволы и уродливые контуры бурелома. Лика глотала слезы и шла, спотыкаясь об оголившиеся специально для нее корни.
Ливень чуть сбавил. Превратился в сильный моросящий дождь. Через него, по крайней мере, можно было видеть. Стало больше бурелома. Лика обошла выкорчеванный из земли комель елового гиганта и остановилась перед большой поляной поросшей папоротником. Заходя в лес, никакого папоротника она не видела. Вообще ничего зеленого на земле не росло. Неужели она ушла вглубь? И что теперь, поворачивать? Но куда? Она остановилась, вглядываясь в еще серое небо. Может сквозь верхушки елок удастся разглядеть высоковольтную линию? Вроде проходила рядом с их поселком… Или услышать шум дороги. Какой там! Или может Леша пошел ее искать и зовет? Это вряд ли. Если он и ищет Лику, то наверняка пытается отследить ее телефон, через какое-нибудь приложение по поиску утерянного аппарата. Ага, и найдет аппарат дома на подоконнике. Но не будет же он сидеть сложа руки?! Наверняка позовет кого-то на помощь, кого-то кто знает местный лес. Ее будут искать, звать! Нужно и ей тоже кричать, чтобы услышали! Лика повернулась, словно бы выбирая, в какую сторону лучше пустить спасительный крик, открыла рот, но тут же осеклась. Метрах в двадцати от нее, между стволами что-то прошло. Лика видела только тень, но этого мгновения хватило, чтобы понять — там что-то, а не кто-то. Она замерла, приросла к земле. Все смотрела в то место, надеясь, что тень ушла. Просто скрылась за деревьями и больше не явится… Она промелькнула вновь, на этот раз правее и ближе к Лике. Лика почувствовала как ей холодно. Мокрая, облепившая одежда и ледяной ужас внутри. Один аккуратный шаг назад, потом еще один и еще… И Лика рванула через папоротник. Листья доходили ей до груди и бежать быстро не получалось. На середине поляны она вновь обернулась. Успела заметить, как тень нырнула в те же заросли папоротника. Нечто шло за ней, шло легко, гораздо легче, чем сама Лика, но не спешило настигнуть, держалось позади и правее. Вырвавшись из папоротника Лика припустила, что было сил, но поняла, что убежать не сможет. Попыталась бежать зигзагами между деревьев, но дыханья едва хватало чтобы нести собственное тело вперед хоть как-нибудь. Деревья вдруг поредели. Перед собой Лика увидела длинный поваленный еловый ствол. Он лежал словно трамплин, упираясь в землю вывороченным корневищем, а за ним, кажется овраг, или какой-то провал, или пропасть… Бежать дальше некуда. Одна надежда — забиться под ствол, куда-то у корня, найти нору и спрятаться. До корневища оставалось всего несколько метров. Лика сильно споткнулась, подалась вперед, но успела подставить руки и не упасть. В тот же миг она услышала, как нечто вспрыгнуло на поваленный ствол. Трухлявая кора хрустнула под жесткими когтя. Лика распрямилась, но не успела повернуться. Сильный толчок в плечо сбил ее с ног. Она полетела вперед как тряпичная кукла, даже не успев ухватиться за торчавшие совсем близко корни. Сорвалась в овраг и покатилась по склону. В глазах потемнело, но совсем ненадолго. Первое что увидела Лика — тень. Она спокойно ушла, обратно в лес.
Лика не могла встать, лежала без сил и смотрела в темное сочащееся влагой небо. Зарыдала. С подвыванием и икотой. Жидкая хлябь вокруг нее все разрасталась. Не от слез, конечно, от дождя. Она повернулась сначала набок, приподнялась на локте. Вроде ничего не сломано, не вывихнуто. Только правая ключица неприятно горит. Хотела посмотреть, что там, но подняла голову и ей стало не до чего. Лика лежала прямо у старой проселочной дороги, с переполненными дождевой водой колеями. Значит еще одна узкая полоса ненавистных елок, кустарник и их поселок за полем.
Продравшись через кустарник, Лика вышла, конечно, совсем не там, где заходила, но сразу поняла в какой стороне их дом. Более того у противоположной кромки поля маячила желтая точка. Каким-то образом она поняла, что это Леша в дождевике-пончо. Пошла к нему, сильно качаясь. Леша тоже быстро заметил ее и побежал навстречу.
Как дошли до дома Лика не помнила. Очнулась, сидя на табуретке возле печки. На кухне было сумрачно, вокруг желтой лампы мерцали радужные кольца, как в душевой после бассейна, за окном шумел дождь, в топке потрескивали поленья. Сильно натопленная комната пахла дымом и прелью. Лику все еще трясло от холода. Леша стягивал с ее ног мокрые кроссовки, потом расстегнул олимпийку. Он старался действовать как можно быстрее и аккуратнее, но Лика нисколько ему не помогала. Мышцы сводила судорога.
— Ё-моё! Где ты так?! — воскликнул Леша, когда, наконец, справился с олимпийкой. Три параллельные царапины тянулись от ключицы до плеча. Две глубокие ярко-красные и одна розовая слабая.
— Наверное где-то… веткой… или, — Лика испугалась рассказывать Лёше о лесном преследователе, сама не поняла — почему?
— Так… Я мигом. Подожди.
Леша накинул на плечи Лике колючее шерстяное одеяло и выскочил на улицу. Действительно вернулся мигом, с автомобильной аптечкой.
— Зай, давай-ка в комнату перейдем. Вот так, аккуратно…
Лика оперлась на Лешину руку и на деревянных ногах поковыляла к дивану, но Леша не дал ей сесть. Она стояла, держась рукой за стену, голая, продрогшая, побитая, пока Леша крутился вокруг нее с ваткой и тюбиком перекиси водорода. Наконец, обработка ран закончилась. Леша помог Лике надеть сухую футболку и пижамные штаны, уложил ее и укрыл одеялом.
— Я сейчас чаю поставлю, тебе сейчас нужно… Зай?
Лика не ответила, мгновенно отключилась.
Проснулась среди ночи. В окно стучал дождь, тусклый свет настольной лампы, стоявшей в углу комнаты, до боли резал глаза. Лика вся горела, губы ссохлись, а от любого движения по телу проходила дрожь. Кое-как добудилась Лешу. Первые несколько секунд он просто бестолково моргал, не понимая, что происходит и что нужно делать. Потом стал также бестолково метаться по комнате. В его автомобильной аптечке ничего подходящего на этот случай не было.
— У меня колдрекс… в косметичке, — пробормотала Лика.
Леша открыл шкаф, схватил косметичку.
— Нет, в большой…
Словно издеваясь, Леша долго копался в косметичке перебирая тюбики, баночки и пакетики, пока ни догадался открыть боковой кармашек на молнии.
Теплое питьё с резким цитрусовым вкусом несколько уняло озноб, но жар не давал уснуть. Остаток ночи Лика лежала с закрытыми глазами, слушала как в окно стучит дождь. Он все не прекращался, то ослабевал, то припускал с новой силой. Лишь в какой-то момент, должно быть, перед рассветом, Лика перестала слышать капель. Она открыла глаза. Полная тишина, словно ватная, заполнила комнату. В щель между занавесками Лика увидела ярко-желтую луну. Лика не могла оторвать от нее взгляда, но глаза слезились, начало двоиться. И вот уже сразу две луны смотрели Лике прямо в лицо. Две желтые близко посаженные друг к другу луны с графитовыми зрачками не отпускали ее взгляд. Все остальное поплыло, но луны словно приклеились, неподвижные, внимательные, яркие. Глаза резало, от накативших слез, Лика хотела сморгнуть с их, чтобы избавиться от наваждения, но так и не смогла вновь разлепить веки. Так и уснула под неподвижным желтым взглядом.
Проснулась сумрачным утром. Сразу услышала бормотание и чужой, хоть и знакомый голос. Леша тихо переговаривался о чем-то с Марь Иваной.
— Как же тут заблудишься? — удивлялась старуха. — Лес-то, всего-ничего…
В ушах у Лики шумело, а в голове путалось, жар не отпустил, голоса шли издалека, словно Леша и его собеседница стояли в конце длинного коридора, но Лика не хотела открывать глаза. Несмотря на слабость и туман в мыслях, присутствие Марь Иваны раздражало её.
— Какие ж грибы в июне! — шепотом восклицала Марь Ивана. — Да и не грибные места… Разве что земляника, так она тут на поле… Аптека есть… Рядом стройматериалы… Малиновое варенье… полбанки с того года… Принесу… Не жалко… И градусник… Не привезли с собой-то?
Лика лежала не шевелясь, пока не услышала шаркающие шаги. Марь Ивана уходила. Хоть Лика так и не открыла глаза, она прекрасно видела бабку, во всех подробностях, знала во что она одета, чувствовала ее запах… И от него мутило. Через закрытые веки сквозило пурпурное марево, а в нем красно-коричневое облако, быстро принимавшее очертания Марь Иваны. Оно набухало и заполняло собой пространство, тяжелым валом, ложилось на Лику и давило. Запах. Главное запах! Нельзя, чтобы он остался. Иначе Марь Ивана никогда не уйдет. Останется здесь и будет выползать из всех щелей и душить Лику, как болотный туман…
— Зай, ты как? — Леша слегка тронул Лику за плечо. — Получше?
Он искательно заглядывал ей в глаза.
— Нет, — в горле у Лики пересохло, а губы спеклись, голос сипел да и говорить не хотелось. — Принеси воды…
— Держи, — Леша протянул ей кружку.
— Еще?
— Да. И можешь комнату проветрить? — попросила Лика.
— Сквозняк же будет. Тебе сейчас не нужно…
— Я укроюсь. Проветри.
Леша принес еще воды, дождался пока Лика выпьет, затем поправил ее одеяло и сверху укрыл пледом.
— Я на станцию съезжу, в аптеку. Туда-обратно. Побудешь тут одна? — спросил Леша, открывая форточку. — Или хочешь позову Марь Ивану, чтобы посидела…
— Не надо. Что я маленькая что ли?
— У тебя жар сильный.
— Езжай. Ничего не случится. И градусник новый купи!
— Так ведь…
— Купи.
Лика осталась одна. Свежий воздух приятно охладил лицо, но чувствовалось, что на улице сыро, дождь чуть моросил. Лика просто лежала и смотрела в полумрак, занавески все еще были задернуты. Ветерок из форточки надувал их небольшим пузырем и они плавно опадали. Лика не смогла долго наблюдать, даже от этого легкого волнообразного движения голова начинала кружиться, мутило. Время зависло, в ушах шумело, зубы начали ныть. Такого никогда с ней не было. Конечно, Лика болела не первый раз в жизни, но зубная боль — это что-то новенькое. Даже сквозь сплошную пелену страдания Лика не могла не отметить, что жизнь вообще ей в последнее время преподносит много чего новенького. Просто лежать становилось невыносимо, но и встать сил не было. Лика начала ворочаться, но каждый поворот тела отзывался тупой болью в висках, как будто в голову засунули плотно сжатый эспандер и стоило Лике шелохнуться, как он норовил распрямиться, и расколоть череп. Леша все не ехал и это дополнительно бесило. Хотя быть может времени прошло не так уж и много. Измотавшись за это короткое утро, Лика наконец нашла более-менее удобную позу, лежала и смотрела в потолок. Он, конечно, тоже слегка плыл, но все-таки терпимо. Лика слегка поводила нижней челюстью, чтобы хоть как-то унять зуд в зубах. Когда она почувствовала, что снова засыпает, на крыльце затопотал Леша.
— Блин, Зай, извини, что так долго, — запыхавшись говорил он. — Но там на станции буча такая. Представляешь, местные из поселка волчицу застрелили! Лежит прямо на дороге. Здоровенная, как пони! Ну только жилистая… И все машины останавливаются, посмотреть, не объедешь. И там ждут кого-то из лесничества, чтобы зарегистрировать. Нет чтоб самим отвезти, ждут пока приедут, представляешь? В общем, толкался там, между зилков… А зверюга эта… Я таких даже в зоопарке не видел. Ее в поселке прямо средь бела дня заметили, ну и… Говорят двух собак успела порвать, пока за ружьем бегали. Местные говорят, она ощенилась где-то рядом, вот и пришла в поселок подкормиться. Лесники теперь будут волчат искать. А эту прям одним выстрелом уложили, в груди вот такенная дыра! Кулак просунуть можно!
— Жалко, — неожиданно для самой себя сказала Лика. Вообще, никакой любви к дикому миру она не испытывала, даже в треклятый лес побежала от психов. Однако же Лешин рассказ нагнал на нее странную грусть. Лика представила себе мертвую волчицу посреди грязного, расколотого асфальтового полотна, с уродливой раной на груди, окруженную толпой красноглазых поселковых в трениках и телогрейках… Даже болезнь чуть двинулась на задний план. Даже раздражение по поводу Лешиного отсутствия, слишком долгого (ведь, откуда он знал все эти подробности, если только объезжал «зилки»?), все на мгновение померкло рядом с трупом лесного зверя. Ведь могли наверное в воздух пальнуть, отпугнуть просто. И что ей теперь с этим делать? Лика сама не поняла свою последнюю мысль, да и Леша сбил.
— Ага — жалко! Опасная зверюга! Ну что давай лечиться?
Леша зашуршал аптечными пакетами, потом пошел за водой, дал Лике проглотить какую-то таблетку. Ушел на кухню ставить чайник. А Лика притихла. Гул в голове и зубной зуд снова накатили, но мысли о волчице снова поползли на первый план. Да и не мысли, а просто… Всё та же картинка перед глазами — мертвая волчица в дорожной грязи. Лика словно бы сама ее видела, не было никаких сомнений, что волчица была именно такая, какой виделось Лике, что лежала она именно в этой позе, даже окружавших ее людей, она бы могла описать во всех подробностях. Такая яркость мысленного видения даже не казалась странной, но вот чего Лика никак не могла понять и объяснить себе, зачем волчица вчера ночью приходила и смотрела на нее через окно, своими лунами? И зачем ей было потом умирать? Стало жалко, не выносимо жалко этого зверя…
— Держи, вот чай с лимоном, — Леша появился в дверном проеме с чашкой в руках. — Я бульон варить поставил, обязательно поешь потом…
Ее лицо вдруг скорчилось в ужасную плаксивую гримасу. Лика заплакала, мучительно икая на «Ы». Она хотела что-то сказать, но только широко раскрывала рот, ловя воздух, который не заходил, горло словно заткнули паклей. Лика закрыла лицо руками, понимая, что с ней творится что-то такое чего никто не должен видеть. Всё это случилось в один момент.
— Зай, ты чего?! — Леша звучал перепугано. Бросился к ней, обжегся расплескавшимся из чашки чаем, обнял за плечи, попытался притянуть к себе, но Ликино тело судорожно изогнулось.
— Ты чего? Ты чего? Лика? — повторял Леша. Попытался отнять ее руки от лица, но мышцы свело с такой силой, что он чуть было не стащил Лику с кровати. — Я сейчас… Подожди… Лика, не надо… Успокойся…
Лика очнулась и сразу же почувствовала запах чужого человека. Открыла глаза. На стуле перед ее кроватью сидела тетка в синей спецовке и белом халате, накинутом на плечи, в вязаной шапке, из-под которой выглядывали черные вихры с подкрашенной рыжиной.
— Ну вот, проснулась, красавица, — тетка слегка улыбнулась, но Лика успела заметить пару золотых зубов. — Как себя чувствуем?
— Плохо…, — проговорила Лика.
— Плохо, — поддразнила тетка. — И хуже бывает. Как плохо? Болит? Где болит?
— Голова, зубы…
-Так, давайте-ка температуру смерим.
Леша протянул тетке градусник, на пластиковом футляре еще был наклеен ценник.
От холодного стеклянного предмета подмышкой, Лику слегка передернуло. Она снова закрыла глаза.
— Давно она так?
— С вчерашнего дня… Нет, вечера.
— Сутки значит. Ничего. Жар — это хорошо. Организм борется.
— Доктор, а это что было? Ну…
Лика поняла, что Леша изобразил ее судороги.
— Мышечные спазмы. Нормальное дело при высокой температуре.
— Часто она вообще болеет?
— Нет. Ну бывает, насморк или кашель там… Но вот сильно, я и не помню чтобы когда-то…
— Значит здоровый организм. Это хорошо. Вы так не переживайте, лично я ничего криминального не вижу. Давайте посмотрим.
Тетка вытащила у Лики градусник.
— Ооо, мать, ну ты выдала!
Лика приоткрыла глаза.
— Так, ну что, — тетка все смотрела на градусник. — Давайте-ка, пожалуй, собьём.
— Так плохо? — спросил Леша.
— Да говорю же, ничего страшного. Температура, конечно, высокая, просто для подстраховки. Сейчас демидрольчика с анальгинчиком поставим, чтобы ночь спокойно переспала. А завтра видно будет. Если без улучшений, то будем госпитализировать. Но это крайний случай.
Тетка достала из-за спины синий пластиковый ящик. Вынула ампулы, шприц, приготовила инъекцию.
— Давай, красавица, засвети брилианти, — сказала тетка, прыснув в воздух тонкую струйку раствора из шприца.
Леша помог Лике перевернуться на живот. Резко запахло спиртом. Лика почувствовала тупую боль, потом влажную ватку на месте укола.
— Вот так. Полежи, красавица, не переворачивайся. Это можно выкинуть…
Лика слушала, как тетка тяжело поднялась со стула и грузно ступала по скрипучему полу, который только с ее появлением и стал скрипучим.
— Я вам свой номер оставлю. Если утром опять выше сорока поднимется, сразу звоните. Будем решать. А так… обильное питьё, крепкий чай. Куриный бульон вижу сварили, это хорошо. Лимоны… Витамина це побольше. Больше ничего не сделаешь. Нужно ждать.
— Спасибо, доктор. Я позвоню, если что… Тут вам…
— Не-не-не, это не нужно.
— Я в знак благодарности…
— Тогда, конечно…
Дальше Лика ничего не слышала. Сон наполз мягко и необратимо.
Утром стало легче. Температура еще держалась на тридцати восьми, но ушел зубовный зуд и в голове прояснилось. Осталась слабость. Леша сделал «контрольный звонок» тетке-доктору. Та обнадежила, что все теперь будет в порядке. Впрочем, Лика услышала в трубке только короткий грубоватый хохоток, который для нее и прозвучал, как заверение в скором выздоровлении.
Так и получилось. Через пару дней Лика проснулась здоровой и бодрой. Не было даже обычного после тяжелой болезни периода восстановления. Наоборот. Одним солнечным утром она открыла глаза и встала с постели бодрая и сильная. Приготовила чашечку кофе и вышла во двор. Было свежо, но день обещал быть жарким. Долгого уединенного созерцания не получилось. Во двор вышел сонный, мятый Леша.
— Ты чего вышла? — сипел со сна Лёша. — Вчера еще с температурой лежала.
— Нормально всё. Не беспокойся…
— Опять сляжешь, что делать будем? — не унимался он.
Но отвечать не пришлось. Перед домом остановился молдавский микроавтобус.
— Хозяева, не спите? — крикнул смуглый водитель, высунувшись из-за руля.
— Нет, проходите, — Леше пришлось откашляться, чтобы голос снова зазвучал нормально.
— Они что, еще не закончили? — спросила Лика.
— Не, дождь ведь шел четыре дня, почти не переставая, — ответил Леша. — Много грунтовых вод, говорят…
Рабочие короткой вереницей прошли мимо Леши и Лики со своими ведрами, веревками и лопатами. Лика приветственно кивнула мужикам, даже слегка улыбнулась. Про себя отметила, что нисколько не смущается их взглядов. Сидит спокойно, ножка на ножку, хотя и без того короткая ночнушка сползла довольно высоко на бедра. Лике понравилась эта новая самоуверенность, которая появилась вдруг, неоткуда, как и чувство бодрости и силы. Главное же, она почувствовала, что эта уверенность теперь распространяется не только на отражение косых мужских взглядов, но и вообще на все. Вроде бы ничего кругом не изменилось, Лике все так же не нравилось находится в этом месте, все так же не нравилось окружение и обстановка, но исчезло раздражение. Внешние обстоятельства уже не задевали ее так. Лика поняла, что все ее психи шли от слабости. Но отныне она сильная. И внешним обстоятельствам придется прижаться к стенке. И первыми из внешних обстоятельств стали рабочие.
После завтрака Лика подошла к ним, заглянула в колодец, задала пару вопросов по ходу работы и вернулась в дом. Два часа в гугле расширили Ликин кругозор по теме рытья и обустройства колодцев, акведуков и скважин. Одним из первых открытий стало то, что «рытьё» колодцев практически не существует, как услуга. Исключительно «копка». В результате краткого экскурса в тему Лика обнаружила несколько серьезных недочетов в работе их молдован, о чем немедленно сообщила Леше и самим рабочим. Они (и Леша тоже) попытались увильнуть, списав всё на местные почвенные условия и глубину залегания вод, но Лика дожала, чтобы все косяки были исправлены и дальше все делалось по-правильному. Лика не ругалась и не психовала. Наоборот, подавила попытку бригадира устроить шумный скандал и спокойно давила на своё, пока тот не сдался.
— Ну, ты даешь…, — только и сказал Леша, когда они остались наедине.
— Угу, — ответила Лика.
— Может, тогда и перестройкой бани займешься? — иронично улыбнулся Леша.
— А сам чего? — серьезно спросила Лика, будто бы не заметив легкой издевки в тоне. Впрочем, в ее вопросе издевки было куда больше.
— Ничего…, — смутился Леша. — Все равно сейчас на это денег нет.
Единственным раздражителем, напоминавшим Лике о прежних состояниях души, осталась Марь Ивана. Теперь с этим новым спокойствием Лика пыталась проанализировать, что же именно ее так бесит в этой старухе, которая ни словом, ни делом ее не обидела. И даже наоборот… Но Лика бесилась, чуть ли не шипела при виде ковыляющей по своему участку Марь Иваны. Все раздражение сфокусировалось на пожилой соседке. Может, дело просто в том, что она — старая карга? Нет, тут что-то еще…
Осознание этого таинственного нечто, пришло неожиданно. До конца их отпуска оставалась пара дней. Лика и Леша лежали в кровати, тыкали в экраны смартфонов перед сном. Леша просто так, а Лика искала кое-какую затаённую по просьбе начальницы отдела инфу. Больше она не собиралась вилять и маневрировать. Если ей предложат написать заявление, кое-что всплывет и начальницу выпнут еще раньше нее. Вдруг Лика отложила гаджет в сторону.
— Леш, кусты перед домом это смородина?
— Какие?
— Ну между нами и этой… Марь Иваной?
— Ага… Там сначала смородина, потом черноплодка. А что?
— Там полно ягод уже.
— Смородины нет почти, а черноплодки — да, ее всегда много. Но еще зеленая вся.
— Когда она созревает?
— Поздно. В конце августа…
— Значит, в конце августа приедем и соберем.
— А? Зачем?
— Половина веток на участок Марь Иваны свешивается…
— Ну и что?
— Она, небось, каждый год с них ягоды собирает. Привыкла уже.
— Да и пускай. Тебе-то она зачем? Компоты варить будешь?
— Найду — зачем. Это наши ягоды.
Леша тоже отложил свой смартфон. Он с любопытством смотрел на Лику.
— Откуда вдруг такая алчность?
Лика резким пружинистым движением перевернулась, оседлала Лешу, руками уперлась ему в грудь и чуть подалась вперед.
— Приедем и соберем, — Лика неотрывно смотрела Леше в глаза. — Потому что наше. Понял?
— Понял…, — медленно, чуть на распев ответил Леша.
Лика чуть повела бедрами и Леша почувствовал горячее прикосновение чуть выше пупка. Быстрым, легким движением факира Лика сорвала с себя ночнушку, обхватила Лешу за шею и притянула к себе. Леша обнял ее за талию, но Лика снова ловко вывернулась и встала на четвереньки, так что Леша оказался сзади. Дыхание у него сбилось, он, конечно, знал, что Лике никогда не нравилось так. Фактически единственное табу их интимной жизни.
— Зай, ты уверена? — глупо уточнил Леша.
— Больше не называй меня так, — в Ликином голосе звучали низкие грудные нотки. — Зайка убежала и потерялась в лесу…
— Чего?
— Давай…
Лике не терпелось, до зуда, до мелкой дрожи, она горела и плавилась. В нетерпении качнулась, толкнула Лешу в низ живота, тут же почувствовала его ладони на бедрах и обратный толчок. Ее поясница туго прогнулась, она начала двигаться. Сначала аккуратно, не спеша, ритмично отвечая каждому движению, но постепенно все увеличивая темп. И вот она уже неслась во весь дух. Сильные когтистые лапы легко отталкивались от мшистой земли. Мышцы приятно горели, Лика упивалась восторгом сильного молодого тела. Бежала все вперед и вперед через ночную мглу, жар разливался по телу, доходя до кончиков ушей, вдруг задние лапы резко напряглись, Лика рванула высоко вверх через громадный бурелом. Стало невероятно легко, в краткий миг этого прыжка, исчезла планета, Лика летела в пустоте, в мгновении, которому не было конца. Лапы спружинили о мягкую землю. Она стояла посреди залитой лунным светом поляны. Высоко закинув голову, Лика экстатически завыла на луну, прятавшуюся где-то там, высоко, за занавесками их комнаты.
