Уже можно говорить, что Марат Шакиров — мастер энергичного рассказа (автобиография здесь не поможет, она слишком скромная). Жизнь бьет по голове всех подряд, но рассказать художественно об этом могут немногие. Человек — организм общественный, но в то же время сам по себе. Живи в человейнике, не высовывайся. А если не получается… Человек некрепок, под давлением ломается и крошится, человек сделан из глины, еще слабее его психика. На помощь бросаются знающие и умеющие. И кто-то действительно хочет помочь, но как это определишь: ведь если есть спрос — обязательно что-нибудь предложат (впарят). И прорвешься живым не через всякий психоаналитический эксперимент. Но вот любовь все равно победит. Может, конечно, не в этот раз…
Михаил Квадратов
Марат Шакиров родился в 1988 году в Казани. Окончил бакалавриат Казанского Финансово-экономического института и магистратуру Высшей Школы Экономики в Москве. Пишет с 2015-го года. Участвовал в Семинаре молодых писателей Союза писателей России в 2019-м году. Публиковался в онлайн-журналах «Кольцо А» и «Лиterraтура». Живет в Москве.
Автобиография
Марат Шакиров родился в 1988 году в Казани. Там же учился и работал. Ничего не добился. Переехал в Москву. Поучился и поработал. Получилось чуть лучше. Начал писать. Походил по литературным семинарам, что-то где-то пару раз опубликовал. В основном, автобиографическое. Так как будто честнее.
Марат Шакиров // Синий цвет
Юрий Александрович говорил тихо, но быстро. Задавал много вопросов, но часто перебивал меня, не позволяя закончить мысль. Кажется, это было частью его терапевтического метода.
— Вы что-нибудь слышали о перинатальных матрицах Грофа? — спросил он.
— Что-нибудь слышал, — ответил я, вспоминая о студенческом увлечении поп-психологией. — Кажется, это про стадии формирования плода и влияние внешних факторов. Типа здоровья матери…
— Довольно фантазий, — резко оборвал меня Юрий Александрович. — Вообще Гроф писал много чепухи. Например, сравнивал фазу рождения с библейской историей изгнания человека из рая. Но анализ рассказанного вами через призму матриц рождения навел меня на ряд любопытных мыслей.
— Да?
— Вы совершенный психопат.
— В смысле?
— Строго говоря, у вас психопатия истерического характера. Все признаки налицо. Недоношенный, фактически вытолкнутый в жизнь ребенок. Чудовищный перфекционизм. Ненависть к конкурентам, гипертрофированная любовь к слабым и беспомощным людям. Вы описывали юность, конфликты с матерью, взросление ребенка без отца. Я склонен полагать, что это противоположное нарциссическому чувство жалости к себе, которое в связи с некоторыми победами трансформировалось в агрессию и неадекватную целеустремленность.
Юрия Александровича порекомендовала подруга. Я жутко не хотел и, пожалуй, стеснялся не только встречи с психотерапевтом, но и самой мысли о поиске специалиста. Поэтому наивно доверился первому же совету.
Это был мужчина сорока с небольшим лет. Высокий, худой и совершенно лысый. Глубоко посаженные темно-карие глаза Юрия Александровича напоминали фары старого «порше». В кабинете всегда стоял полумрак, поэтому взгляд доктора приобретал особенную тяжесть.
Он любил сидеть на высоком деревянном стуле с прямой спинкой. Гостей усаживал в мягкое, ленивое кресло. Это классическая фишка психоаналитиков, такая же как ковролин на полу, теплые древесные тона в отделке кабинета, старые книги на столе и какая-нибудь ламповая ерунда вроде винилового проигрывателя. Пациент должен почувствовать себя максимально расслабленным и совершенно забыть о времени на часах. Тогда стоимость часа будет более комфортной даже для жадных клиентов.
Простым психоаналитиком Юрий Александрович, конечно, не был. У него имелся честный диплом об окончании медицинского и психология в качестве второго высшего. Это давало ему полное право сидеть передо мной во врачебном халате, чиркая перьевой ручкой по мелким бумажкам для рецептов. Но разве я искал обычного врача? Нет, я искал слушателя. В меру умного, чтобы понимать меня, в меру справедливого, чтобы критиковать. Так что винил и мягкое кресло меня устраивали.
— У меня для вас новость, — начал он третий по счету прием.
— Неужели? — я честно удивился.
— Кажется, я собрал достаточно информации. Пришло время приступить к полноценной терапии.
— Вот как, — я выделил денег всего на семь посещений.
— Да. Проведем эксперимент. Сеанс групповой гипнотерапии. У меня есть четыре пациента со схожими проблемами. Вы, две дамы и отчаявшийся предприниматель. Будет интересно, — он попробовал откинуться на спинку стула, довольный собой.
— Кх. Юрий Александрович. Разве эксперименты лечат? Это третья встреча. Кроме гипотезы о том, что я психопат, мы обсудили ноль.
— Юрий. Называйте меня так. Дело не в эксперименте, а в групповой динамике, в обмене биополями, если можно так выразиться. Здесь работает логика зеркала. Вы можете нащупать фурункул на лице, но с помощью подушечек пальцев получите лишь общее представление о его размере и состоянии. Для того, чтобы наверняка понять, что вам нужно — колоть, мазать, давить или идти к врачу, — вам требуется зеркало. В историях других пациентов вы получите чистое отражение собственных проблем. Увидите масштабы нервозности, нарисуете контур уязвленной личности. Они получат то же самое.
— А вы получите?..
— Новый опыт. Уход от привычных и малоэффективных терапевтических практик. В качестве исключения стоимость группового сеанса останется той же, — он снова врезался костлявыми лопатками в прямую спинку стула, обрадованный ловким оправданием конского ценника.
Мысль о посещении психотерапевта превратилась в необходимость, когда я разбил и обоссал машину соседа. Вообще-то чудак давно этого заслуживал и каждое дворовое окно аплодировало моему поступку. Проблема в том, что это происходило совершенно неосознанно.
Я живу в одном из подмосковных «человейников» и каждый вечер трачу по полчаса на поиск парковочного места. В очередной раз проехав несколько кругов по соседним дворам, я наткнулся на ублюдка, выгоняющего старый «гольфик» из двухместного кармана. Дальше он загнал вглубь кармана свой постоянный автомобиль — новенький «кашкай» — и закрыл его «фольксвагеном». По утрам сосед выгонял «кашкай» и оставлял старое авто, блокируя оба места в кармане. Так он всегда имел гарантированную парковку во дворе.
Вмиг меня охватила истерика, я остановился, вышел из машины, достал биту из багажника и принялся лупить по «фольксу». Сосед неподвижно сидел за рулем второго автомобиля. Я разбил все стекла, фары, помочился на капот, швырнул биту в сторону «кашкая», вернулся к своему «логану» и поехал дальше. Прошло больше часа, прежде чем я осознал произошедшее. Кадрами, всполохами. Все это делал не я, а мелкая тварь, прятавшаяся внутри. Выродок бессознательной юности.
Прибывшая полиция не обнаружила состава преступления — «гольф» давно не стоял на учете и владельцу, как выяснилось, не принадлежал. Но участковый мягко намекнул мне, что неплохо бы проверить и, возможно, полечить дурную голову.
— Надежда. Надя, — представилась немолодая рыжеволосая девушка.
— Павел, — продолжил крупный мужчина сорока лет.
— Подождите-подождите, — вмешался Юрий. — Не только имя, но кратко, что тревожит.
— Легкие наркотики. Их отсутствие сильно тревожит.
— Павел. Отсутствие денег.
— Марат. Самоконтроль.
— Кристина, — завершила круг девушка, сидевшая в кресле слева от меня, — панические атаки, синдром навязчивых состояний.
— Итак, господа. У каждого из вас особенный тип расстройства. Сегодня мы поговорим об этом вслух и поработаем над погружением ума в состояние покоя. Будьте открыты, говорите искренне. Не нужно комментировать истории друг друга, нужно рассказывать о собственных переживаниях. Это первый сеанс. Диагностический. Ваша основная задача: открыться.
Юрий где-то раздобыл целых четыре мягких кресла без подлокотников и расположил их полукругом. Так он видел каждого из нас, мы друг друга — в профиль. Вокруг привычный кабинет. Добавился бильярдный кий, картина Магритта с яблоком и небрежно разбросанные по полу журналы о красивой жизни.
Я чувствовал себя неуютно в компании этих людей. Людей без характера, денег и планов на жизнь.
Гипнодоктор начал сеанс. Мы должны были закрыть глаза и сосредоточиться на темноте. Вообще это странная задача — сосредоточиться на том, чего не видишь. Любая — даже умозрительная — темнота радужна, включает множество оттенков и тени разных фигур. Я увидел тучные облака, поезда, качели и парочку привидений. Я слышал Юрия, который попросил фокусироваться на возникающих образах. Я представлял себе тоннель, в котором искрятся железнодорожные пути. Кажется, на несколько мгновений я даже потерялся в развилках подземки.
Надежда заговорила первой. Там было что-то рок-н-ролльное о временах далекой юности, о зависимостях, падении и неизбежной депрессии после пары лет унижения от поникших наркоманов и музыкантов. Проговорив пару минут, Надя заплакала. Заревела. Надя ясно дала понять, что ей жутко нравится прошлая аффективная жизнь и тяготит слабоалкогольное настоящее. Она заснула посреди пустыни и ждала комаров, которые высосут ее до дна.
Юрий поблагодарил девушку и продолжил свое гипнотическое:
— Вы спокойны и сосредоточены. Видите мягкий сиииииний цвет. Теплый сиииииний цвет. Вы чувствуете, что приближаетесь к заснеженным вершинам, замечаете, что линия горизонта сливается с моооорем. Собираете свою боль в маленький колючий пучоооок, — голос доктора звучал низко, утробно. Он правда пытался гипнотизировать нас?
— Я готов, — начал Павел.
— К чему? — удивленно спросил Юрий. Будто мы сами придумали этот рефлексивный вертеп.
— Распотрошить пучок, — продолжил Павел. — Короче. Года полтора назад я был в порядке. Неплохо зарабатывал, откладывал, кормил семью. В момент все рухнуло. Кризис сорока лет. Не верил, когда друзья предупреждали. Что ни делай, наверняка про*бешься. Провалишься, упустишь, не заметишь. Я закрыл несколько подсобных хозяйств, ввязался в авантюру с онлайн-казино. Последние серьезные деньги ушли на оплату какого-то нового гэмб… гэмпл… короче игрового движка. Остатки потратил на бл*дей, запил и опустился. Год прошел. Дети как раз школу закончили, жена резко постарела, друзья спились. Долги.
Я продолжал сидеть, закрыв глаза. Теребил бензиновую зажигалку. Каждую секунду мне хотелось встать и снести эти кресла. Снести головы сидящим вокруг. Снести голову себе, чтобы настала тишина. Я держался. Важно принять диагноз и поверить в терапию. Полюбить окружающих. Полюбить себя. Купить, наконец, лотерейный билет и выиграть миллион. Миллион знает свое. Миллион профессиональнее любого психиатра и отправит меня в легкое путешествие куда-нибудь в Непал.
Юрий продолжил свою мессу про синий цвет, пучки огня в груди и стыдную тоску о прошедшем будущем.
В какой-то момент я почувствовал легкость в мышцах, в мыслях. Кажется, я готов к тому, чтобы взлететь. Хочу съесть чашку плова. Выпить армянского коньяку. Хочу обнимать, плакать и улыбаться. Это гипноз? Я говорю это вслух? Павел меня слышит? Мерзкий неудачник. И это слышит? Он не оценит, не поймет. Плевать. Куцый выродок капитализма. Проиграл и плачет. Это слишком дешево и не стоит внимания человека. Ни одного человека. Но что стоит внимания человека, если не трагедия другого человека?
— Я боюсь. Нервничаю, когда очередь длиннее обычного. Нервничаю, когда надо выбрать между дорогой и дешевой колбасой. Когда хлеб черствый, а другого нет. Я боюсь летать, но сидеть на месте тоже боюсь. Я как-то заплакала, потому что в метро пустили рекламу о вреде курения. Я курю, но боюсь умереть от рака. Я боюсь, но ни черта не делаю. Мои депрессии… Слушайте, у кого есть закурить? — вероятно, это Кристина.
— Это все? — спросил Юрий.
Я сидел с закрытыми глазами, но чувствовал, как Кристину знобит. Она дрожит. Ей холодно, она ждет поддержки. Манерой речи Кристина походит на недорогую шлюху и, скорее всего, ею является. Кристина хорошо пахнет и мягко задевает меня запахом дешевого, но очень удачного парфюма. Я потянулся и положил руку ей на колено.
— Что значит «это все»? — растерянно переспросила Кристина.
— Есть другие важные подробности? — как будто зло спросил Юрий Александрович.
— Есть. Я как-то дала…
— Кому? — почему-то оживилась Надя.
— …номер телефона одному парню. Созвонились, встретились. Он принес букет дохлых ромашек и повел меня в бар. Выпили водки, на еду денег не нашлось. Мальчик был нервным и суетливым. Нелепо шутил, пялился на мою грудь. Я быстро опьянела, испугалась и захотела уйти. Встала, пошла к выходу. Он за мной. Потом схватил. Затолкал меня в кабинку туалета…
Я убрал руку с ее колена. Не открывая глаз, достал сигарету, прикурил и положил в ладонь бедной девочки.
— Я начала стучать в дверь, орать. Он засунул три или четыре пальца мне в рот, другой рукой стащил трусы. Мне стало жутко страшно, пальцы вошли слишком глубоко… Меня стошнило. Он заржал, а потом ударил меня и ушел. Я осталась сидеть на унитазе и реветь. Этот эпизод что-то сломал, что-то подвинул. Я всегда была ревой, а после — стала законченной ссыкухой.
Мы замолчали. Я закурил сигарету. Кажется, за полчаса в меня залили тонны жидкого навоза. И где-то рядом плавает обещанное зеркало, в котором я должен разглядеть собственные проблемы.
Юрий заговорил:
— Кристина, это классический невроз. Он решается комплексно через разбор этого эпизода и приема группы успокоительных. Мы обязательно перейдем к выбору метода терапии. А сейчас нам нужно вновь вернуться к стабильному состоянию. Давайте медленно подышим. Почувствуйте, как свободно течет кислород по вашим сосудам. Представьте себе мягкий и теплый сииииний цвет. Это ваша кровь, это жизнь. Он смягчает вашу бооооль и помогает ей выйти наружу.
Кристина положила руку мне на колено. Я прикурил для нее еще одну сигарету, но она только крепче сжала ладонь. Павел начал кашлять, видимо, из-за табачного дыма. Надю это рассмешило. Юрий попросил всех замолчать. Чья-то рука вырвала у меня сигарету.
— Марат, ваша очередь, — сказал доктор.
— Не стоит, Юрий.
— Сказать должен каждый. Остались только вы.
— Я боюсь обидеть кого-нибудь.
— Говорите только о себе, тогда вы никого не обидите, — подсказал он. Умник.
Я заерзал. Взял ладонь Кристины, собрал ее в кулак. Мне тяжело открыться этим психам. Тяжело не закричать. Я говорю хриплым басом и с трудом держу себя в руках. Этот настойчиво длинный «сииииний цвет» только провоцирует. Чертов эксперимент.
— Доктор утверждает, что я психопат, — я все-таки начал. — Вероятно, это правда. Мне сложно контролировать эмоции и гнев…
Я заметил, что жадно сдавливаю маленький кулачок Кристины в своей ладони. Интересно, как она выглядит? Даже если глаза открою, ничего не увижу в этой темноте. Странно, но в начале сеанса я внимательно рассмотрел только Павла и Надю. Пусть будет высокой брюнеткой. Обязательно худой. С длинными немного волнистыми волосами, без челки. Без сережек и этих коровьих колец в носу. В аккуратном свободном темном платье. С тонкими короткими руками. Бледной кожей и большими испуганными глазами. Обязательно в очках.
— Марат, — поторопил доктор.
— Я ненавижу большую часть людей. Такой ноющей ненавистью, какая бывает от занозы под ногтем. Иногда гнойник вскрывается, и я начинаю ненавидеть громко. Недавно разбил машину соседа. Перед этим уволился, послал нах*й руководителя. Я груб с близкими. Еще грубее с остальными…
— А почему нет? Разве это проблема? — перебила меня Надя. — Мой бывший мальчик бросался кирпичами в прохожих, когда его ломало.
— Иной раз можно и всечь. Мудаков-то много, — продолжил Павел.
— Продолжай, — попросила Кристина.
Я почувствовал, как она повернулась в мою сторону. Интересно, она смотрит? Каким она видит меня?
— Все так, — согласился я. — Каждый человек в этой стране заслуживает разбитой морды. Каждый водитель — разбитой машины, а депутат — разорванной жопы. А я не хочу такой справедливости, не хочу пропускать это дерьмо через себя. Надоело взрываться, орать, кидаться на людей, что-то требовать. Можно же легче, да?
Как приятно было говорить эти наивности.
Левая нога незаметно свалилась с кресла на пол, там ее терпеливо дожидалась нога Кристины. Моя ладонь вспотела. Я выпустил маленький кулачок и взял ее руку под локоть.
— Можно, Марат, можно, — примирительно сказал Юрий. — Господа. Я благодарю вас за откровенность. Остался финальный шаг на сегодня. Постарайтесь коротко и спокойно рассказать о том, что вы сейчас чувствуете.
Снова тишина и звон медных трубок. Какой инициативы можно ждать от кучки неудачников? Черт, вдруг все это дешевая постановка? Доктор снимает, как неврастеничка пристает к психопату во время сеанса, и выкладывает в свой блог с названием типа «фрейд тоже дрочит». Может, и предприниматель с наркоманкой развлекаются? Ни черта не слышно за возней этого буддийского проповедника.
— Я чувствую веселье, — начала Надя. — Мне нравится то, что происходит. Это прикольно. Вы такой серьезный, Юрий, такой хладнокровный. Мне кажется, вы слишком многое о нас знаете. Меня это смущает. И немного заводит, — кажется, бывшая наркоманка нашла новое гипнотическое удовольствие.
— Мне ровно, — продолжил Павел. — Не знаю, что должно было произойти. Какой-то сиииний цвет, — нелепо передразнил доктора.
— Я чувствую тепло, — сказала Кристина, слегка отталкивая мою ногу. — Я чувствую, что нашла что-то важное здесь. Мне страшно от мысли, что через пару минут включится свет, я должна буду встать и выйти в холодную улицу. Я не хочу в метро, в такси тоже не хочу. Боюсь плавать, боюсь велосипедов и лошадей. Но больше не боюсь разговаривать. Не боюсь признаваться. Спасибо.
— Я хочу разнести эту комнату. Переломать всю мебель, разбить фары старого «порше» и напиться, сидя на осколках. Я не понимаю, что мы сейчас делали, почему мы делали это вместе, кто все эти люди, — на этой фразе Кристина попыталась выдернуть локоть из моей ладони. — Зато я знаю, с чем мне нужно работать дальше.
— И с чем же? — спросил Юрий.
Я промолчал. Встал, поднял на руки маленькую разбитую девочку и пошел из комнаты. Она поправила очки и поцеловала меня в щеку. Она казалась легкой, почти невесомой. В какой-то момент спрыгнула. Мы взялись за руки и долго шли по темным коридорам. Кристина была высокой и худой. Ее темное платье слегка развевалось от быстрого шага. В редких всполохах холодного света из кабинетов ее лицо казалось слишком бледным и утомленным. Я заметил редкие прыщи и мешки под глазами. Тонкие губы улыбались, а глаза искрились. Она была самой красивой неврастеничкой на свете.
— О чем думаешь? — тихо спросила она.
— Об ответственности, — ответил я.
— Перед кем?
— Перед твоей коленкой. Я был груб с ней.
— Она все понимает, — улыбнулась Кристина, крепче сжимая мою руку.
Мы шли вперед, по темным коридорам. Громить машины, искать свежую колбасу, есть черствый хлеб и рыдать о прошедшей юности. На улице было темно. У тропинки, идущей от здания, торчал одинокий старомодный фонарь. Я наконец увидел мягкий сиииииний цвет.
Москва, март 2019
