Михаил Поторак — прозаик, переводчик. Публиковался в журналах «Москва», «Литературная газета», «Дружба Народов», «Идiотъ», «Северная Аврора», в региональных журналах, альманахах и антологиях Молдавии, России, Германии, Беларуси. В 2015 году выпустил книгу рассказов «Идёт ветер к югу». В настоящее время работает директором музейного комплекса «Поместье Балиоза». Лауреат и член жюри с 2013 года премии «Белый Арап» — независимой литературной премии, первой в Молдавии. Редактор сборника «Пролетая над» (2012). Живёт в Молдавии.
Михаил Поторак // Кабутадым

Про Гришу
Глаза у Гриши синие. Чуть раньше они были светло-голубыми, а теперь потемнели. И взгляд стал потвёрже, не такой рассеянный. Но всё равно — это ещё не взгляд настоящего кота. Младенческий взгляд, сосунковый. И как ты ни пыжься сделать лицо повзрослей — взгляд, собака, выдаёт. И рост тоже… Все, кто Гришу видит, немедленно восклицает: «Ой, какой маленький!» Умилительно так… Фффф! Просто ножом по сердцу! Назло всем этим паршивым кыскателям и сюсюкателям, Григорий прокачивает себе суровый котанский походняк. Вразвалочку, с притопом каждою ногою, чтоб земля дрожала. Вот так походит вдоль стенки сарая, походит, а потом как напрыгнет на какого-нибудь муравья! И тогда земля вздрагивает. И долго ещё потом медленно качается, приходя в себя. Качанье это ужасно убаюкивает, и тут всякому настоящему коту надобно, конечно, полежать. Гриша укладывается и солидно, основательно, даже слегка торжественно дремлет минуты две. Миска с водой — это для маленьких. Все большие пьют не из миски, а из ведра, которое стоит под уличным краном. И мама оттуда пьёт, и Том, и Фырля — все. Гриша тоже не дурак из миски пить и грозно идёт к ведру. Рост, проклятый рост! Если вот так на задние встать, а передними за край ведра уцепиться, то носом до края дотягиваемся, даже и выше ещё, а вот языком до воды — увы. Но мы не сдадимся, о нет! Мы не какой-нибудь там муравей, который бы в этих обстоятельствах расплакался и удрал жаловаться на судьбу к своей муравьиной маме. Мы — кот! Силач, ловкач, ловец мух, залезатель на вёдра и ходец по краю! Вот так — хоп! Теперь аккуратненько утвердимся на кромочке и прекрасненько себе попьём. Не забывать только балансировать хвостом. Какая всё-таки сволочь этот хвост… Кто ж так балансирует? Размахался дуриком и свалился прямо в воду. И окрестности за собою потянул, дурак махучий. А окрестности хвоста — это, на минуточку, половина Гришиного веса и целых две ноги из четырёх. Попробуй тут на оставшихся двух удержаться. Мамочки, как мокро! Мамааааа! Вот удивительное дело: вода мокрая, и язык у мамы тоже мокрый, а Гриша от маминого языка быстро высушивается. Так, теперь хвост. С этим предателем надо что-то решать. Поймать и укусить хорошенько. Юркий, зараза, не очень-то его и поймаешь. Ладно, пусть себе, он у Гриши ещё маленький. А зато у мамы большой. Мамин очень хорошо и удобно ловится. Вот его мы и укусим… Ай! Неслабо так прилетело, прямо по ушам. Мда-с… Ладно, не будем никого кусать. Будем тени ловить. От маминого хвоста, от ореховых листьев и чьих-то нашлёпанных ушей. Набегавшись за тенями, Гриша снова укладывается подремать. Посмотреть коротенькие молочные сны — про муравьёв, как они бегают. Потом про траву ещё, про то, как птицы интересно разговаривают в небе, про мокрые вёдра и про маму. Гриша спит, и бесконечный, как Вселенная, летний день останавливается вдруг на самой своей середине, зевает, почёсывается и засыпает вместе с котом.
Кабутадым
У нас засуха. Очень жарко на улице и очень пыльно. Пыль толстым слоем лежит на дорогах, в ней купаются воробьи, собаки и некоторые дети. Недавно, правда, кусок дороги около нашего дома отремонтировали, и там теперь пыли нет, а есть новый асфальт. Окрестные дети специально приходят покататься по этому асфальту на великах, роликах, скейтах и самокатах.
Сцену вчера наблюдал. Трое детей играли на новой дороге: мой сосед первоклассник, девочка лет шести и её брат, на год примерно младше. Первоклассник — худенький, глазастый пацанёнок — был на велике, а брат с сестрой — крепенькие такие, ужасно симпатичные — играли пешком. Играли они так: нашли около магазина брошенный кем-то бумажный стакан из-под кофе, сбегали к неремонтированному куску дороги и набрали в стакан пыли, а потом над ремонтированным рассеивали эту пыль по ветру, чтобы получился «кабутадым». «Как будто дым», в смысле. Девочка сыпала пыль, первоклассник восторженно пищал, а девочкин брат гундел, чтоб ему тоже дали сыпать. А потом вдруг брату просыпалось немножко прямо на плечо и даже чуть-чуть на голову. И он тогда… Даже не знаю, как описать этот звук, который он издал. Взревнул, наверное. Или взрёвнул. Вполне законно взрёвнул, полагаю. Я бы тоже на его месте. Парень и так испереживался, что не давали кабутадымкать, а тут ещё на голову сыплют… В общем, взрёвнул человек и пошёл искать себе что-нибудь мстительное: палку или камень. Нашёл здоровенную сухую корягу, которую и поднять-то смог с трудом, и поволок её к обидчикам. Те, конечно, тикать. Ещё бы, дубинища какая. Первоклассник тикал на велике, и хоть и лупил он во все педали, но девочка бежала практически вровень, заливисто хохоча на бегу и размахивая толстыми, короткими косичками. А за ними тяжкою, суровою поступью шагал осыпанный, волоча корягу и угрюмо из-под запылённой русой чёлки глядя удирающим вослед. А я за всем этим наблюдал из-за забора. И вдруг околдовался этой картинкой, ухнул глубоко в собственное детство, почувствовал себя одновременно каждым из этих людей. Я давил изо всех сил на педали велика, привстав над высоковатой для меня рамой, и от шороха велосипедных шин щекотно было ушам. И я же бежал, хохоча, рядом с велосипедом — быстро-быстро, быстрее ветра, и новый асфальт звенел под моими сандалиями, как струна. Но сильнее всего я медленно шёл догонять удирающих. Лицо моё в пыли, брови нахмурены, коряга грозно скрежещет сучками по дороге. Ужасно грозен я и неотвратим. Тикай от меня, не тикай — всё равно настигну! Настигну и такой покажу вам кабутадым! Покажу!
Васька-бубурузник
Вася, когда родился, ничего не знал. Ни что он Вася, ни что на свете делается вообще. В полнейшем котик пребывал недоумении. И у него поэтому было сильно удивлённое лицо. Ещё удивлённей оно стало, когда пришло время открывать глаза. Открывались они не очень хорошо, слезились, закисали, а один был совсем белый и слепой. Я от всего этого Васю лечил и за несколько недель вылечил. Но меня Вася увидал впервые всего одним глазом, и то сквозь узенькую щёлочку между воспалённых век. Увидал и ужасно удивился. Махнул на меня правой лапой и сказал: «Эх!» — Сам ты Эх! — отвечал я, — Эх ты, Вася такой…Так мы оба с ним узнали, что он Вася. А ещё, что он мой кот. У меня тогда дома доживал последние свои дни кот Яшка. Друг мой и брат Яшка, любимый и единственный. И я не собирался приводить другого кота. Даже когда не стало Яшки, не собирался…Но есть на свете что-то такое, судьба какая-нибудь, которая соединяет человеков и котов, собираются они или нет. Вот и нас с Васей тоже. Теперь Вася знает довольно много. Слова всякие знает и вещи, и события. Некоторых даже я не знаю, а он знает. Где, к примеру, мячик, где резиновая мышь, где тряпичная рыба с глазами-бусинами (то есть, с одним уже глазом) — где все эти предметы? Мне это неизвестно, нет. А Васе прекрасно известно, и он их время от времени достаёт из неведомых мне мест и выносит поиграть. А слова Васе знакомы такие, что не всякий поймёт. Вот скажем, слово «бубурузник». Не кукурузник, а именно бубурузник. Очень мало кто в мире знает, что оно значит, а кот знает. Вам тоже расскажу, чтоб знали. Дело в том, что у Васи на круглом белом пузе есть крупненькое разноцветное пятно. Мы сначала думали, что оно на пуговицу похоже, а потом увидали, что это вылитая божья коровка. А по-молдавски божья коровка называется прекраснейшим словом «бубуруза». И Васюган теперь частенько слышит, что он толстопузный бубурузник, а также бубурузный толстопузник. И что ему сейчас будут бубурузину щекотать. Что ж, кот не против такого подхода. Очень удобно ловить такого щекотателя за руку всеми четырьмя лапами и одним ртом. Чтобы кусаться и лизаться, и дрыг-дрыгаться в ладонь задними. Кто ей, руке, виноват? Первая начала! Вот чего Вася не знает и не понимает, так это почему я иногда называю его Яшей, и сразу потом дёргаюсь, замираю и начинаю неправильно дышать. Ему не нравится, когда я так дышу, он дожидается вечера, когда я лягу, и приходит тогда ко мне, к самому лицу, и показывает, как надо правильно. Как правильно дышать и жить, чтоб не наваливалась лютая эта тоска, чтоб сердце не болело от умирания живых. Потому что я не знаю, а он думает, что знает. Не то, чтоб я прямо так уж верил утверждениям этого бубурузника… Но он такой тёплый, так с ним уютно, и смешно, и хлопотно, что я не смею возразить и слушаюсь. Мы какое-то время с Васей правильно, по его способу, дышим, а потом засыпаем. Живые оба, несмотря ни на что.