Стихи Владимира Пимонова — медитативные, фаталистические; поэт будто бы смотрит в сегодняшнее неспокойное из памятного прошлого, солнечного и медового, где «святое сено / для святых коров», «где воскурили / с фильтром сигаретки / тото кутуньо, / амитабх баччан / …цикадный гимн / над миром прозвучал». Хотя, слава Юпитеру, времена всегда одни и те же, только декорации другие и песни немного поменялись. Вроде есть и поля, и медленные маршрутки, и душные электрички, но «в бесцветном небе / заметили беспилотник / и пару стерхов». Раньше было все-таки по-другому, и вот уже «Убегаем от беды, / От смертельной заварухи. / Продираемся куда-то. / Сквозь крыжовника кусты / Я и ты». Однако от судьбы не уйти, ничего не поделать, и когда-нибудь «все умрут, потом воскреснут / после Страшного суда. / побредут дорогой пыльной. / я со всеми побреду / будет смрад стоять могильный. / и тела у всех в меду».
Михаил Квадратов
Владимир Пимонов родился в Донецкой области в 1964 году. Окончил Московский геологоразведочный институт. Стихи, рассказы, эссе-рецензии и репортажи с литературных мероприятий публиковались как в сетевых, так и в «бумажных» изданиях. Автор нескольких книг стихотворений, прозы, публицистики. Живет в Сергиевом Посаде.
Владимир Пимонов // Шуршит и шепчет…
***
святое сено
для святых коров
под синим небом
светлых вечеров
когда сливовым
цветом осиянно
шуршит и шепчет:
пьяно итальяно
и сухостой
на грабли наступил
и плющ подполз
и радостно обвил
фонарный столб
и сетку на беседке
где воскурили
с фильтром сигаретки
тото кутуньо,
амитабх баччан
…цикадный гимн
над миром прозвучал,
а также жалобные
звуки му
чтоб стало легче
сердцу моему
***
мрачное небо
теперь навсегда.
облако-кошка
смотрит понуро.
запах селедки,
густая вода.
жизнь, как в учебнике
литературы:
кем-то составлена,
утверждена
(Минпросвещения
или Синодом?)
слева и справа
сплошная стена —
сонный сюжет
с плутовским эпизодом.
плотной толпой
продвигаемся вниз.
нас уверяют:
«По восходящей».
…облако с неба
поманим: кис-кис.
может, прольется
дождем настоящим.
***
Удаляемся от боли,
От потопа и разрухи.
Убегаем от беды,
От смертельной заварухи.
Продираемся куда-то.
Сквозь крыжовника кусты
Я и ты.
…две слезинки в темноте.
Две фигурки на холсте.
Две кувшинки на реке…
***
август в первом вагоне
электрички
восседает в мягком кресле,
словно звезда кино.
спина прямая,
на лице — безразличие.
слева от него солнце,
справа — Пушкино.
хлопают двери тамбура,
кондиционер не работает.
душно.
но августу хоть бы хны —
не потеет абсолютно,
борется с зевотою.
когорты облаков
к Александрову
отведены.
электричка мчится,
будто поезд литерный,
точнее, Буцефала
отдаленная версия.
до Посада без остановок.
слава Юпитеру!
скоро будем пить вино,
закусывать персиками.
в бесцветном небе
заметили беспилотник
и пару стерхов.
у авгура глаза
сделались печальными,
как у рабыни.
«Аве, Август!» —
напоминают из динамика
откуда-то сверху.
а за окном березовые кресты
и ржавые рябины.
Моей Мишель
Эпиграф (из песни): «Едет маршрутка, конечная — “Парк”, / Кинотеатр и голуби в сквере. / Определенность судьбы — это дар. / А я не верю, а я не верю».
Татьяна Ткачук
а в Благовещенске
благая вишенка,
законы НьЮтона
и первородство.
зеленый чай пьют
чижик с пыжиком
вполне китайского
производства.
Конфуций с мальчиком
играют в шахматы.
Амур-река ласкает
пятки.
оркестр на пристани,
как прибабахнутый,
лабает джаз,
поют мулатки,
точней, буряточки —
глаза лукавые,
прищур таинственный,
вокал на драйве.
над сквером голуби
шальной оравою,
фонтан на площади.
запущен таймер.
отсчет безжалостный…
и солнце вишенкой.
по телевизору —
балет с Лиепою.
а стрекоза, как дрон
обиженный,
стрекочет крыльями
весь день…
все лето.
***
все уйдут, потом вернутся
ненадолго — навсегда.
все умрут, потом воскреснут
после Страшного суда.
побредут дорогой пыльной.
я со всеми побреду.
будет смрад стоять могильный.
и тела у всех в меду.
и пчелиный рой кружиться
не устанет над толпой.
и кукушечная птица
посчитает всех. со мной.
