Со стихотворениями Александры Колиденко меня познакомил поэт Юрий Смирнов. Мне показались интересными эти тексты — то ли какой-то внутренней энергетикой, то ли наличием моего любимого приема «смещенного взгляда», когда нечто обычное, даже обыденное, привычное рассматривается под иным углом зрения, создавая новые качества вещей и явлений, наделяя их новыми признаками. В данном случае этот прием сработал по полной — один «гусь Максим» чего стоит…
Яна-Мария Курмангалина
Александра Колиденко родилась в 1983 г. в городе Кировобад, в 2006 окончила в Москве Государственную Академию Славянской Культуры, специальность станковая живопись, проживает в Наро-Фоминске.
Александра Колиденко // Всё начнется сначала
Ёлка
Город торговых центров
И прадедовской воинской славы
Приготовился имитировать радость.
Кирпичная громадина фабрики
Смотрит на это угрюмо молча,
Тридцать лет как выбитыми глазами.
Семьдесят три тысячи сто
Шестьдесят три жителя города
Не видят, как на центральной площади,
При помощи подъёмного крана,
Устанавливают главную ёлку города.
Возле каждого торгового центра,
Силами каждого торгового центра,
Приказом администрации,
Тоже поставили ёлки.
В отдельно стоящем здании
Бывшего прядильного цеха фабрики
Идут репетиции новогоднего зрелища:
«Театр горожан» готовится,
В рамках коммерческого проекта
«Культурный центр, Лофт/ FABRIK»
К премьере спектакля «Ёлка».
В отдельно стоящем здании котельной,
После реставрации и реконструкции,
Обращенном в ресторацию «Manufaktura»,
Специальная новогодняя программа:
Эксклюзивно для праздничного вечера,
Готовится нарядный коктейль «ёлка».
Остальные, семьдесят три тысячи
Сто менее проворных жителя города,
Справляются с празднованием своими силами.
В торговом центре «Каравай»,
Построенном на месте хлебокомбината,
Можно приобрести елочные игрушки,
Снег-вату, пластиковые сосульки,
Петарды, живые и искусственные елки.
В супермаркете «Верный»,
Занимающем ныне помещение
Клуба шёлкового комбината,
Где когда-то была настоящая театральная сцена,
Можно купить все для праздничного салата:
Курицу, шампиньоны, яйца, кукурузу.
Укроп и гранат для украшения.
Ученики частной школы «Направление»,
Занимающей бывшее здание военкомата,
Отправляются в Великий Устюг,
Прочь из города, к Деду Морозу,
На самую настоящую новогоднюю ёлку.
В городе расквартирована
Четвертая гвардейская танковая
Кантемировская ордена Ленина
Краснознамённая дивизия
Имени Юрия Владимировича Андропова.
Железнодорожная станция Нара
Находится на линии Москва — Киев.
Подругам
Лена, ты ужасно красивая,
Меня никогда это не обижало.
Счастливые несчастливые:
Мы знали взрослую жалость.
Помнишь, я не носила косу,
Так косматая и ходила.
Ты запускала ладони мне в волосы,
По черепу пальцем водила.
Мы были длинные, юные,
В вельветовых мини лучились,
Хотели быть очень умными,
У тебя вполне получилось.
Эмгэушушница киборг-Настенька,
Самая смелая, сильная, умная.
Занималась логистикой счастья:
Собирали ватагу детскую, шумную,
Летели из Калуги в Гюмри.
Казань, Соловки, Грозный:
Радуйся, радуйся, не умри,
Не поздно.
Потом стало поздно.
Расслабься давай, досчитай до ста.
Давай покидаем тебя с моста.
Ты не умеешь петь,
но красиво держишься у шеста.
Надо лететь,
Но мысль твоя очень проста.
Лови течение, давай плыви.
А я обнимаю коленки свои в крови,
И нечего меряться, c’est la vie,
И вполне окажется по любви.
В отчаянии по коленям
Бьет ракеткой Рублев Андрей.
Живым говорю, как теням:
Увидимся, anyway.
Распустим седые усталые снасти,
Ракетами пальцев утешим коленки.
Увидимся, правда, моя Настя?
Увидимся, правда, моя Ленка.
Синее сердце
Пора бы уже начать шевелиться,
Но я снова окаменела,
Словно сердце мое прекращает биться,
Когда вижу во сне, как мертвые желтые птицы
Оживают на голом столе белом.
Жалко, что нет мела.
В деревне у бабушки жили куры,
Индоутки с надломленными крылами
И семисотая, на самом деле седьмая,
Реинкарнация гуся Максима.
Гусь был единственный,
У него одного было имя, он был любимый.
Пурпурным от гребешков летом, хмуро
кленовая осень подглядывала за нами.
Я никогда не была там в мае,
Но казалось однажды тусила целую зиму.
У меня даже был не особо единственный,
Но у нас одинаковое было имя.
Он был любимый.
В конце августа жирные индоутки
Имитировали полёт вдоль невидимого забора.
Я садилась в поезд.
Я уезжала,
Увозя в чемодане замороженного Максима,
Увозя своё отогретое имя,
Якорь нательный — вернуться следующим летом.
В семнадцать жизнь делится на минутки.
В памяти не остаётся забоя птицы, вообще забоя,
Только Надежда.
Всё начнётся сначала.
Склейка, мне двадцать и все зимы.
Склейка, дочке четыре.
Склейка, я не понимаю в каком моменте
Я что-то важное проморгала.
Дедушка умер, бабушка осталась одна.
От бабушки осталось:
Теплое имя Надя, шарообразная рыба ёж в серванте,
Приведённая дедом когда-то с Кубы.
Плотно сжатые губы.
Вопросы: «кто вы?»,
«Что вы делаете в моем доме?».
«Я всё забыла».
«Я вас не помню».
«Убирайтесь покуда не зарубила».
Остался ковёр на стене, там, где так трудно я засыпала,
Находя в узоре четыре синеньких сердца.
Глядя,
Как славно складываются они в цветочек крестообразно.
Дедушка ненавидел татуировки, маленькая зараза
Нарисовать у него на руке мечтала
Синее сердце, написать внутри сердца «Надя».
Двор запустел, по синей грязи жиже
Ходят два тощих куриных самца и одна самка,
Ощипанная по спине и заду, едва живая,
И никакого гуся Максима.
Курица была единственной.
Оба петуха её всё время любили.
Не то чтобы часто, я этот кошмар вижу:
«Два петуха и одна самка»
Ощипанные, ни одна из птиц не живая.
Спасибо не снится гусь Максим,
Спасибо не снится тот самый любимый.
Лишь тушки в сомнительном изобилии.
Как следует проблевавшись, Саша, готовить начни.
«Суп-лапша» будет более чем уместно.
Отомри, если надо ори, только очнись.
Не бойся того, как шевелится плоть под кожей,
Доберись до синего сердца ножиком.
По любви,
Без любви,
Во имя любви,
Быстро сердце останови.
Так честно.
