С творчеством Софии Максимычевой я знакома давно и отметила для себя одну особенность: взгляд ее лирической героини почти всегда отстранен, будто она — только свидетель как происходящего в мире, так и уже произошедшего, печально наблюдающий за некоей постановкой в глобальном театре жизни. Так пастернаковский герой воспринимал себя очевидцем, редко делая акцент на любимом многими писателями «я». В этой подборке отстраненность протагониста возведена в квадрат, в частности, с помощью мифологических образов (Полимния, она же Полигимния, греческая муза торжественных гимнов, Мнемозина — олицетворение памяти). И вместе с тем, за точностью метафор мы отчетливо слышим голос самого автора, улавливаем суть его высказывания.
Яна-Мария Курмангалина
София Максимычева — поэт. Родилась и живёт в Ярославле. Публикации в журналах: «День и ночь», «Нижний Новгород», «Эмигрантская лира», «Дальний Восток», «Новый Свет», «Крещатик», «Южное сияние» и др. Дипломант литературного конкурса им. М.М. Пришвина «Хранители Природы». Шорт-лист Всероссийского литературного конкурса к 200-летию И. С. Тургенева «Родине поклонитесь». Финалист международного поэтического конкурса «Эмигрантская лира 2018 года» (2 место). Дипломант IV международной литературной премии «Перископ-2020» издательского дома «Перископ-Волга». Финалист Международного фестиваля «Мгинские мосты» 2021г. Шорт-лист Международного конкурса «Хижицы» 2023г. Шорт-лист III литературного конкурса им. С.Н. Сергеева-Ценского «Преображение России». Автор шести поэтических книг. Член Союза писателей России.
София Максимычева // В тени
***
В задумчивой позе со свитком,
слагая торжественный гимн,
сшибая носком маргаритки,
обдаст ветерком ледяным.
Полимния, радость земная —
удел недалёких творцов;
сквозь лёгкую ткань прорастая,
твой голос сильнее шумов.
Ты верно почувствуешь правых,
не слушая музыку сов,
среди временных географий
и родину любящих слов.
И там, где небесные льдины
корёжат сегодняшний день,
отступишь под сень Мнемозины:
её материнскую тень.
***
Перелопатив груды сора,
увидишь ценное внутри:
в пределах недр и разговора,
где в чёрном цвете пустыри.
На них — охочие до снеди —
шакальи стаи падаль рвут;
сквозь зубы Отче слово цедит
и изменяет твой маршрут.
Проходишь молча через стены
на зов бесценного огня,
не облака — напиток пенный
вливаешь с жадностью в себя.
Срезаешь пласт земного слоя,
оставив мякиш на столе,
в хламиде модного покроя
с татуировкой на крыле.
И светишь яростно и долго
из сердцевины тех страниц,
где изъясняют мысли толком
и выпускают божьих птиц.
***
Из-под тёмной ткани капюшона
звёздными очами смотрит ночь.
Разведёшь лиризм непринуждённо,
нестерпимый жар не превозмочь.
Не спасут: ни оттепель, ни стужа,
ни коньячный сумрачный разгон;
под сердечной мышцей обнаружишь
сукровицу вкрадчивых времён.
Свет неиссякаемый и точный,
зёрна прорастающих фонем,
где горластый ангел на цепочке
заставляет строить свой Эдем.
Где любовный сленг назло заветам
выверен до клятвы на крови…
И чернеет снег — тобой воспетый,
и который — не остановить.
***
Нет гравитации и смерти,
и нет границ для вещих слов.
Коньком, как грифелем, прочертит,
имущий свору снежных псов —
зеркальный лист бумажной глади
(иной сонет — сонету рознь).
Иосиф против шерсти гладит
и речь свою мусолит сквозь
замысловатые фонемы
с акцентом времени внутри,
где ощущающие немочь
благословляют говорить.
***
Поза — броская блажь
бесхребетной рутины,
нитью сбивчивых пряж
смётан край писанины.
В беспокойной воде
отвлечённого смысла
вязким илом везде
голос вышнего выстлан.
Зачерпнувший в ладонь
уповает на благо;
слышен по́солонь звон
дум читаемых всяко.
Даже если узреть
в смуте звучного гула,
понимаешь на треть,
где словцо ускользнуло.
Будешь долго искать
в поднебесном отплесье
золочёную кадь
для отчётистых песен.
