Продолжение беседы о книге Максима Калинина и Филиппа Дзядко «Сирийские мистики о любви, страхе, гневе и радости», вышедшей в 2024-м в издательстве «Альпина Паблишер».
Беседовали Алексей Чипига и Борис Кутенков.
Часть I здесь
Б. К.: Филипп, в 2021-м у Вас вышла замечательная книга «Глазами ящерицы» о стихах Михаила Айзенберга. А есть ли что-то в Михаиле Натановиче от сирийских мистиков?
Ф. Д.: Да! Много всего. Например, кружение. Ещё общее — и те, и тот смотрят удивлёнными глазами на мир, хотят увидеть его другую сторону, проникают. Делают невидимое видимым. Но много и принципиально разного. Мистики стараются использовать знакомый нам язык для рассказа о незнакомых явлениях, а у Михаила Айзенберга — рассказа о новом времени. Поиски путей описания этого леса. Поиски описания этого таинственного леса, который все время меняется.
И при чтении мистиков у меня есть проводник, он помогает понять — Максим. А опыт чтения стихотворений Айзенберга совсем другой, на ощупь, спотыкаясь. Мне это очень ценно.
Но они — один дружеский стол. Не случайно мы попросили Айзенберга оставить отзыв на обложке. И он написал: «Всё это как будто про нас — вот что удивительно. Все, что происходит, происходит не впервые. Самое важное — сопротивление тьме. И вот какие-то люди, жившие больше тысячи лет назад, предлагают нам свою помощь, свои неожиданные рецепты.
Это похоже на идущее через века «сообщничество сущих в заговоре против пустоты и небытия» (Осип Мандельштам. «Утро акмеизма»)».
Б. К.: Максим, хотелось бы поговорить и о Вашей научно-образовательной деятельности. Вы руководитель семинара «Сирийские мистики VII—VIII веков» в «Лаборатории ненужных вещей». Что можете рассказать о семинаре и его слушателях? Как проходит работа?
М. К.: Задача всех семинаров Лаборатории — объединить людей вокруг научной проблемы так, чтобы люди, не имеющие академической аффилиации, могли наряду с профессорами участвовать в серьёзном научном деле. В стенах Лаборатории эта встреча происходит всерьез и происходит на равных. На равных — в том смысле, что семинары собираются в силу взаимного движения и решимости их участников, а формы этой решимости могут быть разными. Кто-то приходит послушать медленное чтение текстов, кто-то участвует в нём, готовясь к каждой встрече, кто-то начинает работать над решением научных задач — соответственно, согласившись уделять этому много личного времени. Я с трепетом думаю о тех участниках семинара, которые начали всерьёз заниматься исследованиями и переводами сирийских текстов, придя из иной области.
Сейчас в журнале «Перевод» вышла статья, написанная участницей семинара Полиной Ивановой совместно со мной. Полина Иванова — сотрудница посольства Австрии и Венгрии. Она занимается туристическими проектами, а по образованию Полина — физик, при этом с очень серьёзной филологической базой, но базой не востоковедной. Полина изучала сирийский язык самостоятельно, а с осени 2021 г. — вместе с моими студентами в ИКВИА ВШЭ.
Осенью 2022 г. мы сравнивали на семинаре несколько текстов Йоханнана бар Пенкайе — сирийского автора VII в. Он вошёл в традицию и как историк, свидетель бед своего времени, и как мистик, задокументировавший тонкие состояния человеческого сознания. Для этих встреч Полина подготовила свой первый перевод с сирийского, обратившись к двенадцати описаниям созерцательного опыта, которые Йоханнан дал в форме загадок. На семинаре нам удалось эти главы убедительно объяснить. Прояснилась их композиция — а ведь сначала казалось, что Йоханнан несистематичен (это распространённый стереотип — что в описаниях мистиков бесполезно искать систему). Некоторые из загадок Йоханнана мы даже выносили на широкую аудиторию. Однажды мы предложили нескольким десяткам человек проделать двойное путешествие: параллельно читать стихотворение Ольги Седаковой и текст Йоханнана.
По результатам работы семинара мы с Полиной подготовили статью для журнала «Перевод» (благодарим Юлию Волохову, которая готовит расшифровки всех встреч Лаборатории). Так текст Йоханнана бар Пенкайе обрёл соседство со стихотворениями Милорада Павича и Юнгдрунга Гьюрме, Поля Клоделя и Уилла Александера. Когда я перечитываю журнал, это соседство кажется мне естественным: нигде читателю не предлагается готовых решений. И всё же в нашем с Полиной комментарии я вижу смысл: загадки сирийских мудрецов только-только находят свой голос на русском — не через зеркало рассказчика, а напрямую.
Сейчас Полина работает с рукописями Афнимарана и Иосифа Хаззайи. Скоро на сайте Лаборатории появится подготовленный Полиной перевод новонайденного отрывка «Книги глав о ведении» Иосифа Хаззайи. И вместе — ещё совместно с Александром Преображенским, моим многолетним соавтором и тоже участником семинара — мы готовим издание текстов Афнимарана с английским переводом и комментарием.
Зоя Смирнова — филолог из Казани, чья чуткость к слову обескураживает меня. Она не работает в академической институции и вложила много сил в воспитание четырёх детей. Зоя пришла на семинар, услышав фразу из видео, которое мы с философом Алексей Гагинским подготовили для его проекта «Теоэстетика». Я там упомянул часто повторяемую мной мысль о том, что сирийских рукописей много, рабочих рук мало, и человек, который работает с этими текстами, обречён сделать открытие. Зоя откликнулась на эту фразу и стала учить сирийский язык, подключаясь онлайн к моим занятиям в Высшей школе экономики. И сейчас мы уже на семинарах разбираем законченный ей перевод «Послания о трёх степенях» Иосифа Хаззайи, одного из базовых текстов этого мистика (на две трети этот текст перевёл Андрей Пономарёв, а Зоя завершила). А ещё Зоя стала постоянной участницей семинара Н. В. Брагинской и А. И. Шмаиной-Великановой «Circa Annum Domini: словесность на рубеже эр», где она работает с сирийской версией апокрифа «Иосиф и Асенет».
У нас на семинаре есть практика, когда все собравшиеся обсуждают перевод того или иного текста. Когда они, даже не зная сирийского, могут предложить хорошее переводческое решение — отталкиваясь от предоставленной мной информации — в качестве участников разговора, внимательных к русскому языку и обсуждаемым темам. Участники семинара, знающие сирийский, отвечают за точную передачу оригинала — а не знающие сирийского говорят о том, как текст звучит по-русски. Потому что человек, думающий об оригинале, может не заметить, что русский текст звучит нескладно. И вот такими кругами, офлайн и онлайн, мы редактируем переводы.
Такие плоды даёт наш семинар, и вышло несколько статей, в которых я с благодарностью ссылаюсь на участников семинара. Вышла уже упомянутая статья о Йоханнане бар Пенкайе; есть моя статья «Богословие открытого взгляда» — предисловие к сборнику текстов Ольги Седаковой, где я выражаю благодарность участницам семинара Полине Ивановой, Екатерине Хан и Зое Смирновой. На работу семинара мы с Александром Преображенским ссылаемся в статье о раббане Афнимаране. Многолетний участник семинара Виктор Неовитос из Минска развивает — и творчески, и критически — многие темы, поднятые на семинаре, в своих статьях. Сейчас мы с коллегами готовим несколько новых публикаций, в которых также опираемся на опыт совместных обсуждений на семинаре.
В рамках семинара мы часто проводили публичные лекции на социально значимые темы. Например, в мае 2022 года состоялось выступление выдающегося исследователя восточного христианства Дмитрия Фёдоровича Бумажнова: мы обсуждали текст Исаака Сирина о социальной ответственности монаха. Несколько таких открытых встреч — это важный для меня результат семинара.
Семинар важен и в том отношении, что он задаёт ритм, который я не могу отменить. Когда я ставлю себя в ситуацию конфликта между рабочими и семейными делами, с одной стороны, и исследованиями, с другой (я верю, что в конечном счёте в эту ситуацию я ставлю себя сам), семинар обязывает меня удерживать исследовательскую часть. Даже если он проходит раз в две недели, как сейчас. И я прямо чувствовал, что при других обстоятельствах я бы мог оставить разыскания в этой области на длительный срок, просто не собраться. А тут ты поневоле собираешься. И вспоминается фраза Исаака Сирина о том, что для всякого дела нужно постоянство. Он говорил об этом применительно к духовной практике. Мне было колюче, неуютно переводить его рассуждения, так как я чувствовал в них упрёк себе, — а семинар такое постоянство задаёт.
Б. К.: В 2022-м году в Высшей школе экономики проходил круглый стол о том, нужно ли менять писательские стратегии в кризисные времена. Одно из интересных выступлений было у Галины Юзефович, которая сказала, что литература — это пространство медленного реагирования и писатель не обязан отказываться от своих замыслов. Согласились бы вы с ней?
Ф. Д.: Думаю, что хотя автор должен контролировать свою работу, значительные литературные вещи сами определяют многое внутри себя. Часто мы видим, как время вмешивается неизвестным науке способом. И я уверен, что любой текст, написанный в последние три года, на каком-то уровне другой, он будет нести особый отпечаток, если это настоящая вещь.
Я слышу, что многие люди сейчас вообще потеряли возможность читать: трудно сосредоточиться, они не могут видеть текст, они утратили способность внимания, в голове и в сердце совсем другое. Это новый для нас опыт «нечтения». А с другой стороны, многие авторы говорят, что они не могут писать сегодня. Всё это симптомы страшного времени. Но мне во всём хочется видеть подсказку для сил. Хочется, чтобы у людей появились эти силы. Те, кто сейчас не могут читать, и те, кто не могут писать, — они преодолеют это, немоту и невнимание. И встретятся. Это будет событие огромного культурного значения. Ответы, которые мы сейчас ищем, уже где-то создаются. История отчаяния и история поиска здесь очень важны.
Отдельно хотелось бы сказать о людях, которые сейчас учатся в школах, — это удивительные люди. Это поколение, которое будет всё пересоздавать, пересобирать. Поколение, у которого будет очень много сил, опыт преодоления. И, несмотря ни на что, много свободы. Мне бы очень хотелось, чтобы именно они прочитали нашу книгу. Я в них очень верю. Они смогут сделать всё заново. И если захотят, не на пустом месте, а используя прежние находки, историю поиска.
М. К.: Жизнь человека коротка, и принимая то или иное решение, в том числе творческое, он своей жизнью его оплачивает. Если перед лицом больших потрясений человек считает то, чем он занимается, бессмысленным, то как же он раньше ради этого дела ставил свою жизнь на кон? Разумеется, творчество человека будет нести печать перемен. Если человек внимательно вслушивается в живого себя, а не воспроизводит установки, пусть и родившиеся когда-то из опыта, то он расслышит и то, что не одинок в мире, и что беды других людей его касаются. И я верю, что свидетельство такого человека найдёт отклик.
Б. К.: А сами вы продолжаете читать — для себя, вне материалов своих проектов?
Ф. Д.: Читаю много, но хаотично, несколько книг сразу. Вот, например, «Волшебную гору», стихи Аронзона, статьи Рогинского, дневники разных антропологов… Или «Берлинское детство на рубеже веков» Вальтера Беньямина. Читать её тяжело, несмотря на то, что она написана доступно и нежно. Потому что, читая об этих картинках детства, мы знаем, что с этим городом совсем скоро станет. Случайные жесты, вид из окна, запах зимы накануне Рождества, когда мама ведёт тебя за руку. То, что, кажется, невозможно передать, то, из чего мы сделаны…. Все это в тени приближающегося фашизма. Эта книга напоминает о Москве — городе для меня совершенно особенном. Августовский свет в Москве — что-то необыкновенное. Эту книгу и мы сейчас вынуждены читать в новом свете, теперь все книги стали о нас, самые печальные. Я стараюсь писать об этом каждый день — в своем телеграмм-канале Radio Filipp Dzyadko.
Сегодня все самые сильные вещи становятся ещё сильнее, потому что ты жадно ищешь в них ответы на внутренние вопросы. Даже «Три билета в Эдвенчер» Джеральда Даррелла о необычных животных. И конечно, стихи наших современников — Юлия Гуголева, Михаила Айзенберга, Германа Лукомникова, мгновенная классика, поэзия которая проговаривает и меняет сегодняшний день.
Своей дочке я читал «Властелин колец» — эта книга про здесь и сейчас, про человека, у которого, казалось бы, совершенно нет сил, но он оказывается способен победить любое зло — по крайней мере, внутри себя.
М. К.: Для себя прямо сейчас я читаю «Москва—Петушки» и шестую эннеаду Плотина в переводе Тараса Сидаша. Перечитывая поэму Ерофеева спустя двадцать лет, после интенсивной филологической работы в совсем других областях, не могу не смеяться от восторга об исцеляющем действии языка у Венедикта Васильевича.
Б. К.: Максим, Филипп, есть ли творческие планы — совместные или отдельные?
М. К.: За то время, которое прошло с наших с Филиппом диалогов, я лучше стал чувствовать поэзию, потому что стал смотреть на неё из перспективы текстов, описывающих опыт естественного созерцания. Это очень интеллектуально звучит — но на самом деле эти тексты, наоборот, помогли мне научиться чувствовать поэзию, а не анализировать её. И отнестись к языку искусства как к тому, что помогает смотреть на мироздание предпосылочно. И наоборот — увидеть в текстах сирийских мистиков ключ к пониманию художественного опыта в широком смысле слова.
Филипп стал ближе ко мне, потому что мы с ним многое поняли в отношении сирийских текстов, и я стал ближе к Филиппу в том смысле, что открыл для себя опыт чувствования искусства. Хотя, конечно, не сильно приблизился к моему собеседнику в смысле образования в области литературы и других видов искусства. Но в смысле чувствования — да, приблизился. И я надеюсь, что у нас может родиться — из переписки, из разговоров ли, — какое-то продолжение подкаста. Быть может, это будет не подкаст, а книга, в которой мы глубже посмотрим на опыт искусства исходя из того, что мы знаем от сирийских мистиков о естественном созерцании. Есть моё интервью в альманахе «Слово и камень», которое называется «От естественного созерцания к художественному эксперименту». И вместе с Полиной Ивановой мы проводили цикл «Ангельский хлеб»: это звучит забавно, потому что у Иакова Саругского есть образ ангелов, пасущихся на лугах света. А так «хлеб ангелов» — это образ, который у Иосифа Хаззайи (и других авторов) обозначает опыт, получаемый человеком в созерцании. Итак, есть хорошая база, чтобы продолжить.
Ф. Д.: Я мечтаю продолжить разговор с Максимом, он мне нужен. Мы даже придумали, как. Я все откладываю, как мы часто делаем с чем-то особенно важным.
А ещё я хочу написать книгу для детей. Про приключения одного таинственного кота. Такую, чтобы сирийские мистики увидели в ней что-то знакомое и хотя бы раз улыбнулись. Когда будут её читать.
